Соперник Цезаря

— Ну, не знаю, смогу ли выдать обрубок мрамора с греческим именем за творение Мирона. Этому надо учиться. Все, что я сделал в своей жизни, — это статую Приапа для своей Альбанской усадьбы.

— Ты не похож на других. — Она смутилась на миг, или, вернее, изобразила смущение. — Тут для тебя хлеб и сыр.

Она соскочила с постели, положила перед ним на дубовый чурбак, служивший столом, ломоть хлеба и половину головки сыра. Клодий не стал говорить, что уже поел. Отрезал кинжалом кусок сыра. Она смотрела, как он ест, почти восторженно.

— А ты сама? — Он подвинул в ее сторону кусок хлеба. Губы ее изломились — то ли улыбка, то ли плаксивая гримаса стянула лицо.

Он налил из кувшина в чашу разбавленное вино, протянул ей, она отпила.

— Никто не приметил, что ты женщина? Женщине в лагере быть нельзя.

Она затрясла головой.

— Ну и прекрасно.

Он лег на кровать, притянул ее к себе. Она не сопротивлялась.

III

Бросить просто так в лагере свою спутницу Клодий не мог — она оказала ему услугу, возможно, спасла жизнь не только ему, но и всему лагерю Квинта Цицерона. Клодий должен был вернуть благодеяние. Потому надо было спешно утром, до того, как поедет назад, найти для девушки пристанище в Самаробриве.

У всех городских ворот стояли римские караулы. Солдат в Самаробриву не пускали без пропусков. Таков приказ Цезаря: чтобы легионеры не проникали в город союзников и не безобразничали. Развлекаться солдатам позволялось за городской чертой. Тут уже построили несколько харчевен, лавок и лупанариев. Диплом сенатора,[149] разумеется, открыл Клодию ворота Самаробривы.

Почти сразу удалось отыскать какого-то торговца из Провинции и снять в его доме комнатку для Поллы. Романизированный галл, правда, потребовал плату за полгода вперед и цену заломил совершенно бессовестную, как будто это была комната не в каком-то крошечном городке в Белгике, а в самом Риме. Но Клодий не торговался, ему хотелось устроить девушку и знать, что ей ничто не угрожает. К тому же времени искать другое пристанище не было. Полла относилась к его хлопотам равнодушно. Казалось, ее не занимало, будет ли у нее завтра крыша над головой, или ее бросят посреди дороги, как дешевую солдатскую потаскушку. Клодий отдал ей все золото, какое было при нем, все равно в пути к лагерю Цицерона и обратно оно не понадобится.

Прощаясь, крепко поцеловал девушку в губы.

— Мы еще увидимся, — пообещала она.

Картина IV. Друиды

Галлия восстала. Но галлы проиграют. Потому что римляне есть римляне, и у римлян есть Цезарь.

Из записок Публия Клодия Пульхра

Конец декабря 54 года до н. э

I

Клодий ехал рысью. Данное поручение его не слишком беспокоило — дорогу он знал. Ехать было не так уж далеко, главная опасность исходила от галльских отрядов. Правда, вид у Клодия был совершенно варварский, а его дар лицедейства и тут сослужил неоценимую службу. Вот только Клодий почти не знал местного наречия. С помощью Поллы он выучил пять или шесть слов, как показалось Клодию, самых необходимых. Но он не был уверен, что поймет, если его о чем-нибудь спросят аборигены.

Езда в одиночестве располагала к раздумьям — о себе, о Цезаре, о Риме. Встреча с Цезарем удивила. То, что император не пожелал говорить о Юлии, — это решение понятное и естественное для римлянина, который прячет свою боль, а не выставляет напоказ. Но о римских делах Цезарь не обмолвился ни словом, и это показалось странным. Как будто он здесь, в Галлии, уже не зависел от того, что творилось в Городе. Казалось, императора волновали только местные проблемы: восставшие галлы и попавшие в засаду легионы. «Полузнайка», — называл Цезаря покойный Катулл. Полузнайка… Так чего хочет этот полузнайка, и почему в Риме его так боятся?… Да, Цезарь по одну сторону Альп, Рим — по другую. На галльское золото Цезарь покупает себе сторонников. На сокровища Востока Помпей их перекупит. Потом начнут сорить золотом оптиматы — но у тех возможностей куда меньше. Наконец Клодий предложит свою цену — через клиента Гая место в списке на бесплатный хлеб. Но ведь так нельзя — постоянно перекупать друг у друга горстку продажных бездельников. Когда-то народный трибун Ливий Друз пытался опереться на провинциалов. Друза убили, но дело кончилось войной. Право голосовать италики получили. Но то — лишь название, а не подлинные голоса. Если создать консилий…

«Консилий», — цокали копыта по мерзлой земле…

Одним этим решением Клодий купит себе надолго — на всю жизнь — тысячи голосов. Ему мнилось в шелесте деревьев, что он слышит эти голоса. Одним ударом он свалит и Цезаря, и Помпея…

«Консилий», — ударяли о землю копыта.

А если расписать еще по трибам вольноотпущенников, то тогда Римом будет править Клодий. Один только Публий Клодий…

Надо принять закон о консилии. Принять закон, против которого восстанут все — и Цезарь, и Помпей, и сенат. Весь вопрос в том, как Клодию всех обхитрить?

«Консилий…» — шелестело в кронах.