Соперник Цезаря

Клодий уселся за стол и достал из футляра папирусный свиток — копию списка получателей хлеба — и велел позвать Гая Клодия. Своему клиенту народный трибун предоставил теплое местечко составителя списков неимущих. И народное собрание Гая Клодия на эту должность утвердило. Клиент как раз явился, и Этруск тут же с хитрой ухмылкой сообщил хозяину, что Гай пришел в толстой пушистой тоге с начесом, и на левой руке у клиента золотой браслет. Не медный, не серебро с позолотой, а именно золото, у Этруска на такие вещи глаз наметан. Гая позвали. Клиент явился, на ходу утирая ладонью рот; на новенькой тоге из пушистой шерсти темно-бордовое пятно — пил неразбавленный фалерн, жулик.

— Послушай, ты знаешь, кто это такие — Марк Аттий Грил, Марк Аттий Грек, Марк Аттий Пульпа… Что за дурацкие имена? Где ты нашел целый выводок бедных Аттиев?

— Вольноотпущенники булочника, — не моргнув, отвечал Гай. — Еще в январе получили свободу. Все по закону. Сам претор коснулся их своей палочкой, так что они теперь полностью свободные.

Клодий стал далее разворачивать свиток. Гай безмятежно наблюдал за патроном. Казалось, он не чувствовал за собой никакой вины.

— А эти? — ткнул пальцем в новое имя Клодий. — Серапион и Тимофей откуда взялись? Тоже вольноотпущенники?

— Ага. Из стекольной мастерской.

— Стекольщики! — взревел патрон. — Да знаешь ли ты, пустоголовый, сколько сестерциев платят за такой вот стеклянный бокал?! — Клодий вскочил и схватил со стола бокал зеленого стекла, украшенный узором из слезинок. — Да как ты смел вставить эти имена в список!

— Они клянутся, что хозяин им ничего не платит! Они с голоду помирали.

— Ты под суд пойдешь.

— Неужто ты мне грозишь судом, ты, патрон, мне — клиенту? С каких это пор мы можем друг против друга давать показания в суде? И вообще, патрону на клиента нападать — последнее дело, — с обидой в голосе проговорил Гай.

От такой наглости Клодий опешил:

— Гай, ты что, не знаешь, что в Городе голод?

— Знаю. Так это во всем Помпей виноват. Специально не дает подвозить хлеб и велит торговцам придерживать на складах зерно, чтобы ему отдали хлебные дела на пять лет. В сенате об этом только и говорят.

Надо же! Этот наглец рассказывает Клодию, о чем говорят в сенате.

— Нет, это ты, прохвост, виноват! Я тебе доверил списки составлять…

— Так что ж мне было делать? Не брать денег, когда за пазуху люди сами совали?

— Тебе не люди совали, а проходимцы, хозяева мастерских да лавок. Чтобы рабов не кормить, их на волю отпустили, а теперь чужих работников обязана кормить Республика.

— Ну да, — согласился Гай. — Они твое имя благословляют. Свободу полную получили, а кормежка даровая, как в рабском состоянии.

— И хозяева им наверняка приплачивают, — добавил Клодий ехидно.

— Я бы проверять не стал.

Клодий отшвырнул свиток. Папирус хрустнул, ломаясь в нескольких местах.

— В следующем году мой брат Аппий вступит в должность претора. Первым делом он обвинит тебя в стремлении к царской власти.

— Что?… — переспросил Гай. Подумал, что ослышался. — Но ведь это…

— Да, такое обвинение означает одно — неминуемую смерть.

— Это бред! Бред! — закричал Гай срывающимся голосом. — При чем здесь царская власть! Такому обвинению никто не поверит.

— Поверят. Вспомни, как обвинили Спурия Мелия лишь за то, что он в голодный год продавал хлеб беднякам по низкой цене. Его зарубили, как бессловесную скотину. Тебя даже не доведут до суда — освобожденные стекольщики забьют тебя по дороге. Того, кто желает стать царем в Риме, убивают.

— Погоди! Но я же не Спурий Мелий… — У Гая затряслись губы.

— Разумеется. Ты — Гай Клодий. И ты стремишься к царской власти, иначе зачем тебе вставлять в списки столько лишних имен? Ну конечно, затем, чтобы эти люди провозгласили тебя царем.

Гай Клодий лихорадочно соображал, чего хочет патрон.

— Доминус, доминус… Я давно собирался… клянусь… преподнести тебе подарок.

— Но забыл, — хмыкнул Зосим.

Гай взглянул на вольноотпущенника с ненавистью, но отругиваться не посмел.

— Каков же подарок? — с напускным равнодушием поинтересовался Клодий.

— Десять тысяч, — выдохнул Гай. — Половина того, что я получил.

— Никогда не поверю, что ты так дешево себя ценишь. Так сколько? Я ведь могу и проверить — отправлю Зосима к бывшим хозяевам твоих многочисленных Аттиев, он мигом сосчитает, сколько тебе запихали за пазуху, — все до последнего сестерция.

— Сто тысяч, — поспешно сказал Гай.

Клодий удовлетворенно улыбнулся.

— Ну что ж, эта цифра ближе к истине, но все равно сомнительно мала.

— Двести, — обреченно выдохнул Гай.

— Ладно, пусть будет двести.

Гай, еще не веря, что так дешево отделался, поспешил удалиться из атрия.