Соперники

вилять в своей обычной манере, чем и вызвал гнев Отавиу. Я не сомневаюсь, что все было именно так.

— Ну, если ты и сама все знаешь, то к чему этот допрос? — насмешливо произнес Антониу, давая понять жене, что не принял всерьез ее обвинения.

—  Это не допрос, а всего лишь отчаянная попытка пробиться к остаткам твоей совести. Зачем ты врешь, зачем дезориенируешь доктора? Пойди к нему и скажи всю правду! Пусть он скорректирует методику лечения!

— Не будь наивной, Гонсала, не хватало еще, чтоб я давал советы доктору!

— А ты не передергивай! Все твои уловки мое давно известны. Какой же ты трус, Антониу! А может… и еще хуже. Это ведь не в твоих интересах, чтобы Отавиу очнулся и рассказал, как все было на самом деле?

— Да что он может рассказать? Видела бы ты его сегодня! У него все перемещалось в голове! И даже если он очнется, то вероятнее всего будет нести какой-нибудь бред.

— Ну да, и все поверят не ему — больному, с неустойчивой памятью, а тебе — здоровому, трезвомыслящему! — продолжила за мужа Гонсала, верно разгадав его замысел, — Тебе нечего бояться, Антониу, ты все точно рассчитал! Только знай: я поверю не тебе, а Отавиу!

Когда Сан-Марино пересказал этот разговор вернувшемуся из Швейцарии Алвару, тот не па шутку встревожился:

— Гонсала становится опасной! Тебе следует действовать более решительно!

Сан-Марино посмотрел на него испытующе:

— На что ты намекаешь, приятель?

— Не бойся, я не предлагаю тебе физически устранить Гонсалу, — усмехнулся Алвару. — Есть и другие способы заставить ее молчать.

— Какие, например? Шантаж тут не подходит, потому что Гонсала — безгрешна как ангел. Представляешь, я жил двадцать пять лет с ангелом!

— Нужно сыграть на каких-то ее слабостях, ее привязанностях.

— Она привязана к детям, но я не могу ее держать здесь заложницей из-за детей; они уже выросли и сами имеют право решать, с кем им жить — с отцом, с матерью или вообще отдельно от родителей. Так что единственным ее уязвимым местом по-прежнему остается желание развестись со мной.

И только поэтому она до сих пор молчит?

Не только. Гонсала вообще не хочет лишней огласки и публичного скандала. Так что ты, по-моему, преувеличиваешь опасность с ее стороны. Меня гораздо больше беспокоит Отавиу. Никто не знает, в каком состоянии он очнется, даже его лечащий врач.

— Да, тут мы попали в исключительно дурацкое положение, —  согласился Алвару. — Казалось бы, такой удобный момент для того, чтобы отправить его на тот свет! Подменить ампулу или отключить ненадолго капельницу было бы для нас делом пустячным, а нам приходится искренне желать Отавиу выздоровления! Правда, всего лишь до той поры, пока он не вспомнит номер счета. Алвару злорадно засмеялся, а Сан-Марино, печально вздохнув, поделился с ним своими сомнениями:

—  Я уже и не знаю, стоит ли нам рассчитывать на его память. Она слишком избирательна! Как видишь, в цифрах он напугал, а про мою связь с Евой, подлец, вспомнил! Так, чего доброго, он завтра проснется и назовет меня убийцей Григориу!

— Я давно тебе говорил, что ты слишком рискуешь. Может, настала пора плюнуть на этот банковский счет и покончить с Отавиу? В конце концов, за спокойствие надо платить

в том числе и деньгами!

— Нет, на том счету лежит сумма, не сопоставимая с ничтожной жизнью Отавиу, —  сказал Сан-Марино, и глаза его бесновато сверкнули. — Я еще не исчерпал весь свой ресурс! деньги мы обязательно возьмем, а Отавиу — если он станет говорить не то, что нам нужно — попросту упрячем в психушку. Его признают буйно помешанным, Алвару. И нам не надо будет тратить на него даже малюсенькой пули!

Из-за болезни отца Жулия вынуждена была прервать свою командировку и срочно вылететь в Рио. Перед отъездом из Японии она позвонила Шику, и он пообещал встретить ее в аэропорту.

Но туда неожиданно приехал и Сан-Марино, для которого важно было сразу же внушить Жулии мысль о буйном помешательстве Отавиу. И хотя присутствие Шику его сильно раздражало, со своей задачей Сан-Марино справился вполне: Жулия ему поверила.

Из аэропорта они поехали прямо в клинику, и всю дорогу Жулия безутешно плакала. Сан-Марино больно было смотреть на ее страдания, но, тем не менее, он продолжал подливать масла в огонь:

— Этот молодой доктор звонил в Англию, консультировался с Лидией. Она сказала, что такое, мягко говоря, неадекватное поведение Отавиу вызвано многочисленными фобиями, которыми он страдает. Окружающий мир его пугает. Отавиу был не в силах сладить с обрушившейся на него информацией, вот и сломался!

— Но может быть, это лишь временный рецидив? — с надеждой спросила Жулия.

— Таких гарантий не может дать никто. Врачи уверены только в одном: Отавиу будет жить.

— Не уберегли мы папу! — в голос заплакала Жулия.

Надо было создать ему более комфортную обстановку, выбросить из дома все эти компьютеры, видеомагнитофоны, микроволновки, которые его, оказывается, так пугали! Но он ведь сам тянулся к новизне. Разве можно было его остановить?