Соперница королевы

Мать непременно начнет выпытывать, что происходит в королевских покоях. Как ведет себя Лестер с королевой? Чем занят Берли? Его уродливый сынок все еще при нем? Не спускай с них глаз… они слишком могущественны. Кто из фрейлин нынче в фаворе? Новые украшения – верный признак благоволения королевы… Потом, разумеется, последует вопрос о месячных.

Регулы пришли в срок. Пенелопа испытала разочарование, однако мысль о ребенке, который мог быть зачат в брачную ночь, внушала противоречивые чувства. Разве после столь безрадостного соития может появиться малыш? С другой стороны, если она забеременеет, Рич оставит ее в покое. Пенелопа словно попала в одну из картинок-загадок, меняющихся в зависимости от угла зрения. А еще Сидни, о котором она думала постоянно, одержимо, словно пес, зализывающий рану. Порой казалось, будто он навеки исчез из ее мыслей, но стоило вспомнить его скорбное лицо, как сердце принималось болеть с новой силой.

– Вы видели щенка, миледи? – Альфред вручил ей ступку с истолченным окопником и кувшин с жиром.

– Какого щенка? – Пенелопа стала втирать мазь в ссадины на спине Красотки. Кобыла дернулась, однако тут же успокоилась.

– Одна из спаниелей вашей матушки ощенилась. Детенышей было двое, но один родился мертвым. Главный конюх приказал сунуть второго в мешок и утопить.

– Ты ведь этого не сделал? – возмущенно воскликнула Пенелопа.

– Разумеется, нет, миледи. Я надеялся, вы сжалитесь над бедолагой. – Альфред лукаво улыбнулся.

– Ты слишком хорошо меня знаешь. Покажи его.

Молодой человек указал в отгороженный угол. Оттуда сверкала пара настороженных глаз. На соломе лежала сука, рядом спал щенок. Малыш тихо повизгивал и дергал лапками; должно быть, ему снилось, будто он ловит мышь.

– Ты не сомневался, что мое сердце растает, да, Альфред?

– Даже не предполагал, миледи. – Однако улыбка конюха говорила об обратном. – Его уже можно забирать у матери. Хотите?

– Ах ты, злодей. Разве я смогу отказаться?

Щенок пошевелился, открыл глаза, на нетвердых лапках подковылял к Пенелопе, обнюхал ее ладонь. Девушка взяла его на руки, позволила пожевать пальцы, думая о том, как отрадно заботиться о столь милом создании.

– Можно забрать малыша прямо сейчас? – Она встала. Сука еще раз взглянула на нее, закрыла глаза и задремала.

– Конечно, миледи. – Альфред стащил с головы шапку, смущенный тем, что высокородная дама просит у него разрешения. – Похоже, мамаша довольна, что вы станете хозяйкой ее мальца.

Пенелопа вошла в дом с заднего хода, бросила плащ и шляпу у двери, поднесла щенка к лицу, прислушалась к его урчанию, вдохнула кислый запах. В зале послышались голоса. Девушка тихонько приоткрыла дверь, заглянула внутрь. Вокруг очага сидели ее мать, отчим, Жанна и Доротея, а также еще один гость. У Пенелопы перехватило дыхание; инстинкт подсказывал бежать без оглядки, однако ноги словно приросли к полу. Она с легкостью узнала Сидни даже со спины. Ошибки быть не могло.

Очевидно, почуяв волнение хозяйки, щенок принялся тонко заливисто тявкать. Все обернулись. Доротея радостно взвизгнула и, забыв о приличиях, опрометью бросилась к сестре:

– Это твой? Откуда? Как его зовут?

Пенелопа разозлилась из-за того, что Сидни нежданно вторгся в семейный круг, однако за недовольством скрывались более глубокие и сильные чувства. «Почему я так рада и в то же время не рада его видеть?» – думала она. Девушка старалась не смотреть на Сидни, но не могла отвести глаз – казалось, он сиял, словно Христос на картине, и, несмотря на простой черный наряд, затмевал всех, даже ее отчима в золоченых одеждах и мать, признанную красавицу.

– У него пока нет имени, – наконец сбросив с себя оцепенение, ответила Пенелопа.

– Надо как-то его назвать, – объявила Доротея.

Пенелопа вошла в зал, передала щенка сестре, поцеловала мать и отчима и наконец, присев в реверансе, сдержанно подала руку Сидни. Ей пришлось призвать всю силу воли, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Миледи. – Тот учтиво поклонился, задержав ее руку в своей дольше положенного. Пенелопа подошла к Жанне и Доротее, забрала у них щенка и поцеловала в мордочку. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Летиции – та явно догадалась, что внешняя холодность дочери неспроста.

– Может, назовем его Шевалье? – предложила Жанна.

– Слишком трудно произнести, – ответила Пенелопа.

– Почему бы тебе не предложить ему имя, Сидни? – Лестер похлопал племянника по спине. – Ты ведь у нас златоуст.

Летиция по-прежнему внимательно смотрела на дочь:

– Пенелопа, что с тобой? Ты бледна.

– Все в порядке, матушка. – Не иначе мать заподозрила беременность. Пенелопа встала так, чтобы Сидни хорошо ее видел, прижала зверька к подбородку и проворковала: – Я сразу его полюбила.

– И как вы назовете этого милашку? – поинтересовалась Доротея у Сидни.

– Сперва я должен получше узнать его. Иди ко мне, малыш!

Он протянул руку, чтобы взять щенка, но Пенелопа покачала головой:

– Ему хочется спать. Не стоит его тревожить.