Соперница с обложки

Она и сама не знает, что о нем думает. Крепкий, симпатичный, будто бы и надежный очень. Ездит вот с ней везде, заморачивается, хотя тут его могут угрызения совести подталкивать. И все равно. Мог бы совесть притушить? Да запросто! А он все равно с ней ездит.

– Волину твою уговорим, как нечего делать, – ответил Игорь после того, как трижды нарушил правила дорожного движения и трижды получил от Ксюши в плечо кулаком.

– Ты найди ее сначала, а потом уговаривай, – снова загрустила Ксюша. Вот не думала, не гадала, что так станет по Марианне тосковать. – Представляешь, вот когда она прессинговала меня день за днем, убила бы, кажется! А как нет ее… Будто земля из-под ног ушла, и не знаешь, за что ухватиться. Опора будто бы пропала. Надежная опора, Игорек.

– Марианна неплохая баба, – отозвался со свойственной ему простотой Игорек. – Властная только больно, а так с пониманием и сочувствием. Стержнем она была для каждого, как ни противно это всем признавать. И вот от того, что на фоне ее себя ущербными некоторые считали, эта ненависть и произрастает. А Марианна… Мне ее порой даже жаль бывало. И с Лозовским этим у нее будущего не было, он наверняка ее использовал, а она ведь его любила.

– Много ты понимаешь! – вспылила Ксюша, которую задело напоминание об отношениях между Марианной и Ярославом. – У него, между прочим, кроме Марианны и Алки этой чокнутой, говорят, жена какая-то имелась. Хотела бы я на нее взглянуть, на эту жену!

– Очень хотела бы? – Игорь резко затормозил и глянул на Ксюшу потемневшими глазами. – Сильно хотела бы, спрашиваю?

– Ну… Не отказалась бы, наверное. – Она делано рассмеялась и попыталась поправить положение: – Хотелось бы сравнить ее и Марианну.

– А заодно и себя, – понял Игорек. – Ну, что же, поехали, покажу тебе ее…

Глава 17

– Ты представляешь, Санчес, что нам будет, если нас с тобой здесь застукают?! – сдавленно прошипел Дмитриев, натягивая черную шапочку на лицо и вытирая ею пот.

Никогда он так, кажется, не потел, как сейчас. Даже пару лет назад, когда пришлось в задержании участвовать и лежать с пистолетом на изготовку в картофельной ботве под палящим солнцем, он так не потел. Страх тогда присутствовал, но совершенно иной природы. Не такой, как теперь. Тогда он боялся за жизнь свою, за горе, которым мог наградить любимую жену, если его убьют. Десятки раз прокрутил в голове картину собственной гибели и Светкиного горя. И в сердце холодно было, и под коленками пощипывало тогда, и между лопатками лужа ледяного пота стояла. Но теперь…

Теперь его липкая, трусливая, подленькая боязнь, что его застукают на месте преступления – а он его сейчас как раз совершал, да, – не имела ничего общего с тем благородным естественным чувством, в котором он увязал, лежа в картофельных грядках.

– Мы с тобой воры, Андрюша. С этим стоит смириться и с этим потом придется жить, – без конца ерничал Саша Давыдов, ползая на четвереньках по чужой квартире с зажатым в зубах фонариком.

– Вор должен сидеть в тюрьме, – вспомнил не к месту афоризм из любимого сериала Дмитриев.

– Да посидим, чего нам, – глупо хихикал Давыдов, вскрывая коробку за коробкой с чужим добром.

– Радуешься, да? Радуешься, подонок?

– Нет, не радуюсь. Мщу!

– За что же ты мне мстишь, дружок? – обиженно шипел от окна Дмитриев, который по неписаным законам жанра стоял на стреме. – Что такого я тебе сделал? С девушкой познакомил?

– С девушкой?! – на высокой ноте засипел Саша и тут же закашлялся, надсадив горло.

– Тише ты!

– А ты не выводи, дружище! – огрызнулся он. – Это не девушка, милый. Это крокодил! Это монстр в юбке! И чудится мне, она мне еще покажет, где раки зимуют. Она ведь меня вчера знаешь куда потащила?!

– Куда? – Хорошо темнота, а то бы Давыдов никогда не простил ему его улыбку.

– К маме! Она потащила меня к своей маме, представляешь!!!

– Познакомились? – все же прыснул Дмитриев, прекрасно зная, как шарахается его друг от всего, что хотя бы отдаленно намекает на женитьбу.

– Ржешь, гад? Ну, ну, давай, веселись. А мне пришлось целовать ручку ее маме. Потом весь вечер сдувать пыль с Анжелы твоей.

– С Ангелины, – поправил теперь уже Дмитриев, в душе сочувствуя другу. Он бы, наверное, даже ради дела не способен был на такой подвиг.

– Пускай с Ангелины, но эта крокодилица потребовала, чтобы я весь вечер при маме вел себя очень примерно, очень красиво за ней ухаживал.

– За кем, за мамой?

– За обеими, блин! – Александр подполз к последнему ящику в дальнем углу комнаты. – Все, Андрюша, если здесь ничего нет, тогда моя жертва оказалась бесполезной.

– Так уж и бесполезной? А ты вроде с утра ничего, улыбался. Было что-нибудь, а? Давай признавайся, было?

– Ну, было, и что?

– И как тебе она?

– В порядке, – нехотя признался Санчес и тихо рассмеялся: – Если бы не такого рода компенсация за мои страдания, я бы точно удавился… Так, Андрюша! Кажется, нашел!

– И?

– Что и?

– Что делать-то дальше будем? Смотреть или…

– Ноги делать будем, Андрюша! Ноги! Пока нас не замели!