Соперницы

— А ты обращайся ко мне. Уж я тебя в обиду не дам, — растаявший от сознания собственной значимости Ванька-Лепила принялся красочно расписывать мне, какие блага этого грешного мира могут обрушиться на мою несчастную голову теперь, после нашей встречи.

Я участливо слушала, не забывая в то же время поглядывать, не показался ли на горизонте мой Ромео. И точно, вскоре он замаячил на другом конце палубы. Я довольно натурально пискнула и сделала испуганные глаза:

— Ой! Иван Михалыч, вон идет сынок моей стервы. Вы уж не губите меня, уходите, пожалуйста, а мы с вами наш разговор потом продолжим.

Черкасов сжалился над бедной подневольной девочкой и, заручившись моим обещанием в самом ближайшем времени зайти к нему «пообщаться», отчалил восвояси.

Через минуту на освободившееся место плюхнулся Эд, придвинул ко мне вазочку с мороженым и принялся буравить меня подозрительным взглядом.

— Кто это? — кивнул он в сторону удалявшегося авторитета. — О чем вы тут разговаривали?

— Да так, один ценный поклонник, — со смехом отмахнулась я. — Он еще вчера на меня глаз положил, подкатывал с заманчивыми предложениями. Но ты не бери в голову, я с ним управлюсь.

Эд нахмурился.

— Как это — управишься? Почему ты не можешь просто сказать ему, что ты моя девушка?

— А я уже твоя девушка? — с интересом подняла брови я.

— А разве нет? — запальчиво отозвался он. — Давай, если хочешь, я с ним поговорю, объясню, что к тебе не стоит приставать.

— Да ты что? Даже не вздумай! Ты знаешь, кто он такой? — воскликнула я. — Это же Черкасов, хозяин Мосстройбанка, неужели по телику ни разу не видел?

— Не видел… Да какая мне разница, кто он такой? Если он пристает к моей девушке…

— А такая разница. У нас директора банков знаешь какие? Уголовники вчерашние. Про этого, например, говорят, что он пятнадцать лет в свое время отсидел. А когда этот банк захотел к рукам прибрать, кореш его, тогдашний хозяин Мосстроя, чего-то несговорчивый оказался. Ну и нашли его с дыркой в башке в собственном кабинете.

— Ужас какой! — Кажется, моя история впечатлила парня, он даже забыл на минуту, что сгорает от ревности и кипит праведным негодованием. — И кто же убийца? Нашли его?

— А чего его искать-то, убийцу, если через неделю в том же кабинете уже Черкасов заседал?

— Ты хочешь сказать, это он его… как это у вас говорят… заказал? — Эд покосился в ту сторону, куда уковылял мой недавний воздыхатель. — Почему же он не в тюрьме тогда?

— Господи, ну ты прям совсем не от мира сего! — хмыкнула я. — Что у вас там в Италии, институт благородных девиц? Вроде же сицилийская мафия должна быть…

— Я сицилийскую мафию только в кино видел, — улыбнулся Эд.

— Ну хоть в кино, и на том спасибо. Чего ж тогда вопросы такие глупые задаешь? Откупился он от ментов. На лапу дал кому надо. Сечешь? Эх ты, киноман!

Эд нахмурился:

— По-твоему, это смешно? Человека убили, а преступник живет припеваючи, путешествует, Волгой любуется… Милиции до этого дела нет, а все вокруг тоже знают и молчат.

— Ну а что ж мне, плакать, что ли? Такая вот у нас интересная страна, — объяснила я. — Ты же вроде хотел ее как следует узнать? Вот, считай, что я твой личный экскурсовод. Учись соблюдать правила игры.

— Мне не нравятся такие правила. Они… неправильные, — выпалил Эд, от волнения долго подбирая русские слова.

— Жизнь вообще несправедлива, малыш, — заключила я. — Так что ты уж лучше не лезь к нему со своими объяснениями. Тебя он, может, и не тронет, ты же у нас почетный гость хозяина, а с Голубчиком связываться он не захочет. Только вот ты потом уедешь, а я останусь. А у нас в стране одиноким девушкам непросто живется и с хозяевами банков, особенно если они из уголовников, приходится дружить.

Эд покрутил в пальцах недопитый стакан, хмуро глядя на плещущееся в стеклянные стенки темное вино, и произнес негромко, не поднимая глаз:

— Никуда я не уеду… без тебя…

Нельзя сказать, чтобы я совсем не ожидала подобного поворота. Напротив, я надеялась на что-нибудь подобное, но чтобы так скоро, на второй день знакомства… Я прямо-таки опешила и на мгновение потеряла дар речи, лихорадочно соображая, какую бы выдать реакцию, чтобы не спугнуть пылкого мальчишку. В конце концов не придумала ничего лучше, как придвинуться к нему, потереться лбом о плечо и прошептать:

— Хороший мой…

Эд подался вперед, обхватил ладонями мое лицо. От его темно-каштановых с медным отливом волос пахло холодом, а от рук, тронутых загаром, — солнцем. От этого запаха, от прикосновений неловких нетерпеливых пальцев в голову гулко ударила кровь. Дыхание сбилось, я почти перестала соображать.

— Вот вы где! — раздался прямо над нами низкий голос Голубчика.