Соперницы

Падая, благообразная дама выругалась от неожиданности, громко, по-русски, пытаясь поймать в падении слетевшие с носа очки. Но ловкости не хватило, трехсотдолларовый «Диор» с печальным треском шваркнулся о кафельный пол. Самой же Стефании повезло больше — ее подхватили мужские сильные руки. Женщина машинально вцепилась в твердые мускулы плеч удержавшего ее человека, перевела дыхание, подняла голову и встретилась взглядом со знакомыми коньячными, в зеленоватых искрах глазами.

— Значит, это все-таки ты, — тихо произнес Евгений, не разжимая рук.

Я же на этой радужной ноте предпочла по-быстрому отчалить и заняться собственными делами.

10

Я взбежала по лестнице — прямо-таки воплощенный порыв и страсть! — и забарабанила кулаком в дверь люкса. Эд отворил, за его спиной с телеэкрана лихо отбивался от банды негодяев безоружный Брюс Уиллис. Видимо, в каюте открыто было окно, потому что, едва он распахнул дверь, нас чуть не сбило с ног порывом свежего, пахнущего водой и майской зеленью ветра. Ополоумевшее весеннее солнце ввалилось в каюту, а вслед за солнцем вошла я в растянутой белой футболке с полустершейся Мадонной.

И уже через мгновение я оказалась прижата к обитой чем-то пурпурным стене гостиной и Эд сжимал горячими ладонями мое лицо. Бог знает что делалось со мной, когда до меня дотрагивался этот парень, он целовал меня, и я припадала к его губам, как к источнику, будто мучимая жаждой, пила и не могла напиться — не отрываясь, не открывая глаз, растворяясь в каждом прикосновении. Его ладони проникли под футболку, и я дернулась, словно от электрического разряда. Он оторвался от моих губ, перевел дыхание, и я, обессиленная, прислонилась лбом к его плечу.

Эд настороженно покосился на дверь номера, и я быстро качнула головой:

— Не волнуйся! Твоя мать сейчас занята и не заявится в ближайшие пару часов.

Легкая тень набежала на его сияющее лицо. Брови сдвинулись над переносицей.

— Мне все равно, пускай приходит. Я не позволю ей вмешиваться в мою жизнь. Мы просто поставим ее перед фактом, и все. Ей придется смириться!

— Э, нет, — я яростно замотала головой. — Вот этого делать совершенно не нужно. Что-то мне кажется, если ты поставишь ее перед фактом, она в ответ тоже поставит тебя перед фактом — собирай вещички, сынок, мы возвращаемся домой. А я отправлюсь прямиком в Москву. Наоборот, ты должен изо всех сил делать вид, что и думать обо мне забыл. Это усыпит ее бдительность, и мы сможем встречаться тайком.

— Значит, врать маме? — нахмурился Эд. — Нет, я не могу… это унизительно как-то… Должна же она понять, что я — взрослый мужчина и она не может вечно командовать, что мне делать.

— Ничего она не поймет, — уверенно заявила я. — Только еще больше взбеленится. Но если ты хочешь рискнуть — пожалуйста. Не плачь потом, когда она впихнет тебя в ближайший самолет до Рима.

— Что же мы будем делать? — растерянно спросил мой бесхитростный мальчик.

Я наклонила голову к нему так, что лбы наши столкнулись, а глаза оказались совсем рядом, почти соприкасаясь ресницами, и сказала шепотом:

— Полагаю то, за что бы она нас точно не похвалила.

Он секунду помолчал, обдумывая смысл моего ответа, потом глаза его потемнели, зрачки расширились, и, не думая больше ни о чем, не говоря ни слова, он привлек меня к себе, жадно ища губами губы. Руки его, еще секунду назад скованные волнением, сделались вдруг смелыми и ловкими, скользнули по спине, лаская кончиками пальцев каждый выступающий позвонок. Он подхватил меня на руки, стиснул горячей ладонью под коленками и ринулся в свою комнату, с размаху стукнувшись плечом о дверной косяк. Там опустил меня на пол, стянул майку через голову, ткнулся лицом в грудь. Я извивалась змеей, освобождаясь от тесных джинсовых шорт. И наконец наши тела, ничем больше не стесненные, прижались друг к другу, сплелись живыми гибкими путами. Я всей кожей ощущала его мучительную, пронизывающую нежность. Окружающий мир подернулся туманом, мы больше не различали его очертаний, чувствуя лишь властное горячее биение жизни в наших лихорадочно пылающих телах.

* * *

После лежали опустошенные, измотанные этой ослепительной вспышкой. Его кудлатая голова покоилась на моем плече, лицом он уткнулся куда-то под ключицу. Потом вдруг заворочался, приподнялся, посмотрел на меня задумчиво.

«Сейчас начнется!» — подумала я. Этот любимый допрос всех допущенных к телу. «А сколько их было до меня? А почему? А как? А ты их любила?» И что мне ему отвечать? «Милый, ты у меня первый и единственный»? Или неутешительную правду? Про страшную любовь на первом курсе, закончившуюся страшным же обломом? Про несколько скоротечных студенческих романов? И одного очень перспективного жениха с московской пропиской и новой «девяткой» в анамнезе, который все разливался соловьем и сулил золотые горы, пока не встретился мне на пороге женской консультации с глубоко беременной женой?

Я еще не успела выбрать правильный вариант ответа, как Эд вдруг выпалил:

— Выходи за меня замуж!

Я прямо-таки поперхнулась от неожиданности и выговорила с трудом: