Сопка голубого сна

— Верно, бывший жандарм... Ну, значит, Суховей мне это ружье показал и сказал, что купил его по случаю, но честно, у вдовы мирового судьи, которого задрал мудмедь, а как оно к тому попало, он не знает. Я просил Суховея продать мне ружье, двойную цену давал, но он ни в какую, а по закону отнять не было оснований. Ездил я в уезд к той вдове, думал, может, вспомнит, откуда было у мужа ружье. Она точно сказать не могла, вроде бы покойный его в карты выиграл, но у кого — неизвестно... Вот и все. А может, и не все. Почему-то мне думается, что еще окажется в этих вот руках,— он сжал свои громадные кулачищи,— человек в каштановой кухлянке, что я посмотрю ему в глаза и спрошу: знаешь ли ты, за что умираешь, убийца сына моего?!

Вскоре Николай затосковал по бане, по хорошей баньке с каменкой, какая была в любом сибирском дворе. Три недели, сказал он, не мылся, больше невмоготу, пожалуй, домой пойду. Сорок верст пробегу на лыжах часа за четыре, доберусь еще засветло. Субботний вечер и воскресенье дома проведу, а в понедельник вернусь.

Он ушел. Бронислав остался на заимке один и решил еще раз пройти вдоль оврага к реке, повнимательнее обследовать урочище.

В правый ствол он насыпал ползаряда мелкой дроби для белки, во второй — полный заряд крупной для всякого другого зверя. Выйдя из дома, он еще несколько раз повторил про себя, правый — белка, левый — лиса, рысь, глухарь, и заскользил на лыжах в сторону ручья. На спуске притормозил, осторожно двигаясь по густому лесу. Старался идти по ровному месту, держась справа от крутого края оврага, полного сваленных или рухнувших от старости деревьев, а также елей, берез, ольх, осин, растущих чем ниже, тем плотнее, с уродливо изогнутыми от тесноты ветвями. На самом дне было сумрачно, несмотря на сверкающий кругом снег, и даже в ноябре оттуда шел гнилой, затхлый запах.

После двух часов плутания и скольжения Бронислав присел в ямке, шагах в тридцати от согнувшейся, не до конца поваленной сосны. Брыська послушно сел рядом. Было совсем тихо, только справа слышался приглушенный снегом стук дятла. Он просидел неподвижно минут пятнадцать, когда вдруг заметил внизу какую-то возню, будто кто-то карабкался наверх. Бронислав осторожно повернулся и крепко уперся ступнями в землю, приготовившись стрелять. Но ничего не было видно. Он хотел уже было расслабиться, но заметил устремленный на себя напряженный взгляд Брыськи. Собака явно кого-то учуяла, узнала и дрожала от возбуждения. Бронислав медленно приложил палец к губам, что значило: сиди, не рыпайся! В тот же миг из-за сосны взметнулась кверху темной молнией лиса, но Бронислав был проворнее и вовремя нажал курок. Брыська после выстрела стремглав кинулся вперед и с ликованием поднял черно-бурую лису.

Бронислав рассматривал великолепный трофей; он не знал точно цену этой лисицы, но не сомневался, что она намного дороже рыжей. Его распирала гордость — я оказался проворнее! Это тебе не дурацкий выстрел по ничего не подозревающей белке, тут решали доли секунды, и в эти доли я доказал свою охотничью сноровку, я победил!

Николай вернулся в полдень, принес банку маринованных помидоров и перца от ксендза Серпинского и письмо от Васильева. Бронислав отрубил кусок замерзшего, как камень, бульона и приготовленных Евкой пельменей, бросил в чугунок и сел читать письмо.

Васильев сообщал, что третьего ноября Настя благополучно разрешилась от бремени, родив сына весом в восемь фунтов. Хотели позвать в крестные его, Бронислава, но поп Платон Ксенофонтов возмутился, что католик будет крестить православное дитя, они смирились и обратились с этим к Любочкину, молодому чиновнику Зотова, Настя с ним вместе училась в школе. Об известном Брониславу деле никаких новостей, но кое-что проясняет прилагаемая вырезка из «Голоса Сибири». Когда появишься, как тебе живется на заимке, привет от Насти и т. д.

«Голос Сибири» в заметке, озаглавленной «5000 рублей награды», сообщал, что 13 сентября с. г. люди, едущие в Удинское, нашли на 22 версте от названной деревни тарантас и в нем смертельно раненного ямщика Ивана Левашова. Придя ненадолго в сознание, Левашов показал, что вез в Удинское чиновника по особым поручениям при енисейском губернаторе, Дмитрия Алексеевича Гуляева. Заметив лежавшее поперек дороги дерево, ямщик остановил лошадей, и в эту же минуту на них напали. Нападающих было двое. Один пырнул его ножом в спину и накинул на голову мешок, больше он ничего не помнит. Левашов скончался в ту же ночь. Гуляева не оказалось ни рядом с тарантасом, ни поблизости. Полиция назначила награду в 5000 рублей тому, кто поможет найти тело Гуляева и раскрыть тайну преступления.

Это действительно кое-что проясняло, как писал Васильев. Если Гуляев не успел никому рассказать о том, что готовилось в Удинском, и никого не натравил на Васильева, то и опасаться нечего.