Сопка голубого сна

Они попарились в бане, побеседовали за вкусным, сытным ужином и легли спать на кроватях с тюфяками, набитыми мехом вместо сена, сверху на них лежали льняные простыни, подушки, одеяла. Бронислав с Шулимом разделись, надели ночные сорочки, от которых давно отвыкли, с наслаждением ощущая прохладную чистоту льна и одеяла, охваченные воспоминаниями и щемящей тоской по родному дому, оба одинаково чужие в этой таежной избе. И когда с соседней кровати послышались сдавленные рыдания Шулима, Бронислав подумал: «Милый ты мой, бедняга», всем нутром разделяя его скорбь о далеком, утраченном детстве.

Назавтра собаки опять отняли у него весь день почти до самого вечера — надо было обеспечить их мясом на праздники. Они снова пошли с Митрашей, Найдой и Брыськой в лес, долго ходили, пристрелив немного мелкой дичи, и только когда уже начало смеркаться, попалась им старая бесплодная ланка размером почти с лошадь. Пришлось Митраше бежать за нартой. Пока привезли ланку домой, освежевали, порубили, наступил вечер, они едва успели помыться и привести себя в порядок.

Под маленькой елкой на кухне, где был накрыт праздничный стол, лежали подарки. Евка никого не забыла. Отец получил новый бумажник, Митраша — охотничий нож, Бронислав и Шулим по вышитой косоворотке. Они благодарили, смущенные, что со своей стороны ничего ей не приготовили. Но, во-первых, откуда им было знать, что она приедет на праздники, а во-вторых, какие подарки в лесу?

К ужину была кутья, которую Бронислав ел второй раз в жизни — в прошлом году он тоже встречал Рождество с Евкой и Николаем и знал, что эта пшеница, сваренная с медом, маслом и изюмом, — у православных традиционноое блюдо. Потом Евка подала борщ и пироги, и они, беседуя, засиделись допоздна.

Ночью Бронислав долго не мог заснуть, его мучили мрачные, тяжелые мысли: они так и не побыли с Евкой наедине ни минуты. Евка не только не пыталась тайком каким-нибудь словом, улыбкой, прикосновением напомнить об их близости, но словно бы даже сторонилась его... Что случилось? Он вспоминал всю историю их знакомства, с того дня как ребята заставили их бороться, как они сцепились и ощутили друг друга, как она его тогда оттолкнула, обозвав варнаком... Правда, потом извинилась, красиво извинилась, преподнося каченцы... В буран он едва живой доплелся до ее дома, она его обогрела, держала его ноги в корыте, а голову у себя на груди, и тогда это произошло, в бане, он мылся, а она пришла так естественно и просто, как если бы они всегда мылись в бане вместе. С той поры, когда Николай раз в месяц отпускал его в баню, они всякий раз переживали эти вспышки страсти, всякий раз были нежные ласки и долгие задушевные беседы... Потом надо было спасать Барвенкову, Бронислав поехал с ней в Нижнеудинск, заболел... Вернулся в бреду, Евка ухаживала за ним как родная мать, как лучшая сиделка. После этого они еще дважды были близки. С тех пор прошло полгода, он пошел с Николаем в тайгу, был ограблен до нитки, работал, теперь получил отличное ружье, может охотиться... Но что же, что произошло за это время с Евкой, почему она стала так сдержанна и холодна? Тоска по женщине, по своему дому охватила его, причиняя почти физическую боль... Евка спит так близко, в соседней комнате, Николай поставил туда кровать, натопил печку, выложенную голландскими изразцами... Нет, так продолжаться не может, надо поговорить, объясниться...

В первый день праздника случая не представилось, все были дома. Только на второй день он поймал Евку одну в кухне, где она мыла посуду.

— Наконец мы можем поговорить,— сказал Бронислав.

— Мы, по-моему, все время только и делаем, что говорим.

— Евка, скажи мне, почему ты такая?

— Какая?

— Ну, ты ведешь себя так, словно между нами никогда ничего не было. И вообще ты все время мыслями где-то далеко... Что с тобой, родная?

Она с грустью взглянула на него своими большими черными глазами.

— Мне очень тяжело, Бронек.

— Может оттого, что мы с тобой не венчаны? Так выходи за меня замуж! — вырвалось у него.

— Раньше я бы пошла за тебя не раздумывая, а теперь...

Хлопнула дверь, вошел Николай, и Бронислав так и не узнал, что теперь мешает Евке стать его женой. После ужина она заявила, что ей пора возвращаться, там скотина, медведица Маланья, за ними уже почти неделю присматривает соседка...

На следующее утро Евка с Митрашей уехали. Николай условился с Митрашей, что тот в марте приедет за мехами.

К Новому году Николай сделал большой шкаф, пока без дверей, чтобы доски сохли равномерно с обеих сторон и внутри не образовалась плесень. Каждый получил в шкафу свою полку.

Календарные даты в тайге значения не имеют, и в новогоднюю ночь все они крепко спали, как и всегда, а утром первого января 1912 года Николай начал с опозданием свой охотничий сезон.