Сопка голубого сна

— Ошибаетесь. Высоцкий был очень скромен, на. мыле ставил только инициалы П. и В. Вот как это выглядело. Разрешите...

Он взял у нее из рук карандаш, начертил прямоугольник, а внутри В. и П. и название местности — Акатуй. Протянул карандаш девушке и увидел, что она стоит бледная, не отрывая взгляда от его рук — черных, потрескавшихся рук каторжника, изъеденных язвами от работы за тачкой, у печи, от медной зелени и сернистой соли.

— Вы тоже... из Акатуя?

— Да, я был в Акатуе.

— А теперь возвращаетесь к своим, в Варшаву?

— Нет, еду в тайгу на вечное поселение.

— В этом наряде?

— В этом наряде я был графом в Варшаве в течение одного дня. В нем меня арестовали, а после каторги в него же и облачили. Теперь жандарм отпустил меня за покупками... Так сколько же я вам должен?

Карандаш в ее руках дрожал, ресницы трепетали, выдавая отчаяние и смущение.

— Я не знаю... Мама ушла, это ее товар...

Милое дитя — товар мамин, а у нее рука не поднимается взять деньги у каторжника; как всякая русская, она жалеет несчастного.

Он достал бумажник.

— Гляньте. У меня деньги есть.

— Все равно... Если б это было мое... Подождите минуточку!

Что-то, видно, вспомнив, она убежала в соседнюю комнату и через минуту вернулась, держа в обеих руках прекрасную, салатного цвета шелковую сорочку, вышитую крестом.

— Это мое, моя работа... Примите это от меня в подарок, умоляю!

— Хорошо, а вы примите то, что с меня причитается,— он заглянул в счет.— Двадцать четыре рубля. Прошу. И спасибо от всей души.

Он поднял чемодан на прилавок и стал укладывать туда белье. Девушка ему помогала.

— Мне еще надо зайти в пару магазинов и в аптеку. А жандарм ждет на вокзале... Ну, давайте прощаться,— он протянул к ней руки.

Девушка доверчиво сунула свои маленькие белые ладошки в его страшные каторжные руки. Бронислав придержал их на мгновение, таких рук, такой девушки ему в тайге, наверное, не встретить, затем прильнул к ним губами:

— Я вас не забуду, буду вспоминать долго, долго...

— Храни вас господь, я буду молиться за вас!

Выйдя на улицу, он увидел, что его поджидает небольшая толпа. Кроме привокзальных мальчишек и школьников, здесь были взрослые и старики. Все смотрели на него с нетерпением и надеждой.

— Благослови тебя господь, милостивый государь! — заголосила бабенка в салопе.

— Мне бы хотелось с глазу на глаз рассказать о злоупотреблениях на Нерчинском заводе,— сказал высокий мужчина в потертой бобровой шапке.

— И мне тоже. Колюшников я, коллежский регистратор,— представился толстяк с носом свекольного цвета.

Кто-то начал ему излагать свое дело, другой совал в руку прошение, женщина молила о помощи... Бронислав понял. Его приняли за кого-то из Иркутска или Петербурга, за важного чиновника, тайного уполномоченного... Ужас. Если городовой заметит это сборище, не миновать ему ареста, допроса. И если даже установят, что он тут ни при чем, все равно к поезду ему не успеть. Бояршинов!

Он сорвал с головы шляпу и поднял кверху. Все замолчали.

— Не сейчас и не здесь! — гаркнул он гневно.— Не мешайте работать, ясно? Разойтись!

Люди попятились, зашептались, гость сердится, не сейчас и не здесь, не мешать, разойтись... И начали медленно расходиться.

Бронислав быстро зашагал в противоположную сторону. Привокзальные мальчишки бежали следом. Они этого дяденьки не боялись, он добрый, дал им по полтиннику.

Бронислав остановился.

— Ребята, где тут можно все купить, костюм, сапоги, шапку, и переодеться?

— О, это только у Щукина.

— А он где?

— Мы вас проводим, здесь недалеко, на площади...

Они вывели его с узкой улочки на другую, пошире, потом на совсем широкую и, наконец, на площадь, которую пересекли по диагонали.

— Вон магазин, видите?

Магазин был большой, с четырьмя витринами. У входа высокий мужчина в потертой бобровой шапке и толстый Колюшников что-то оживленно рассказывали человеку в пальто и без шапки, должно быть хозяину. Не задержались, прибежали. Завидев Бронислава, они отошли, хозяин вернулся в магазин, Бронислав вошел за ним следом.

Хозяин — представительный мужчина средних лет, одетый по-европейски, не без некоторой элегантности — являл собою редкий в Сибири тип делового человека нового времени, образованного, знающего, привыкшего после обеда не спать, а читать книги. На вопрос Бронислава, найдется ли у него комплект простой одежды, в которую он смог бы тут же переодеться, хозяин с достоинством ответил:

— Если вы чего-нибудь не найдете у меня, то, значит, в нашем городе этого нету.

Торговый зал был обширный, в четыре окна, и, судя по выставленному на продажу ассортименту, хозяин говорил правду.

Бронислав выбрал выходной костюм из синего бостона, затем серый рабочий костюм, ботинки, сапоги, на зиму унты из хорошо выделанных ондатровых шкурок мехом внутрь, снаружи по коже красиво расшитые красной ниткой; дождевик из толстой непромокаемой ткани, соболиный малахай с длинными, спадающими на грудь ушами и картуз. Подбирая все это, он то и дело поглядывал на середину зала,, где на столбе висела бурка. Даже подошел разок и пощупал, проверяя качество овечьей шерсти. Хозяин, разумеется, это заметил.