Сопки Маньчжурии

– Я вас что-то не пойму, Николай Петрович… – сказал я, ощутив внутреннее облегчение, – наверное, вам приятнее было бы теснить противника лобовыми атаками, поливая кровью русских солдат каждый промежуточный рубеж вражеской обороны, и иметь потери вдвое, а то и втрое большие, чем у противника. Так под Порт-Артуром поступали японские генералы, посылая своих солдат в атаки волнами против обороны на высотах. В итоге общее численное превосходство армии генерала Ноги было пятикратным, но двое из этих пяти японских солдат, атаковавших одного русского, были убиты, и еще один искалечен. Вот так вести войну по отношению к своему солдату – не по-человечески и не по-христиански. Русские бабы вам, господа генералы, новых солдат не нарожают, а если и нарожают, то не для того, чтобы вы их за просто так укладывали в землю. Россия – самая большая страна в мире, и среди цивилизованных – одна из самых незаселенных. Если у вас есть возможность еще до штыковой схватки расстрелять врага из пулеметов, то вы обязаны это сделать. Грядет великий и ужасный двадцатый век – время варварски жестоких войн, во время которых на небольших европейских «просторах» будут сходиться в сражениях миллионные армии. Тогда людей будут жечь огнем, травить ядовитыми газами, расстреливать из огромных орудий, забрасывать бомбами с аэропланов и дирижаблей – и все равно при огромнейших потерях не иметь на фронте ни малейшего эффекта. В мое время это называлось «позиционный тупик». То, что я вам показал сейчас – это взлом того шаблона, концентрация сил на избранных направлениях и глубокий прорыв во вражеский тыл. Впрочем, все это будет уже не моей заботой. Михаил Александрович, прочтите…

Я достал из полевой сумки лист с манифестом об отречении Николая и протянул его новоназначенному монарху.

– Что, уже? – прочитав Манифест об отречении императора Николая, немного испуганно спросил новоиспеченный император. – Я не думал, что это случится так скоро…

– Уже, – сказал я, – мы тут посоветовались и решили, что не стоит тянуть кота за хвост сверх необходимого, тем более что супруга вашего брата после лечения сама загорелась идеей пожить на свободе.

– Ах вот оно что… – сказал Михаил, прикусив губу, – тогда понятно…

– А в чем, собственно, дело, Ваше Императорское Высочество? – спросил неугомонный Линевич.

– А в том, что с сегодняшнего дня я больше не Высочество, а Величество, – ответил Михаил, обведя взором присутствующих, которые изумленно притихли. – Мой брат, убедившись, что у меня получилось выиграть сражение, отрекся за себя и за своего сына, переложив императорские обязанности на мои плечи. Вот смотрите…

Михаил передал манифест об отречении Линевичу. Тот вздел на нос очки, долго читал, по-старчески шевеля губами, особенно тщательно изучая подпись, а потом громогласно произнес:

– Все верно, господа! Император Всероссийский Николай Александрович, гм, подал в отставку – то есть отрекся от престола за себя и за сына, передав трон присутствующему здесь своему брату Михаилу Александровичу Романову. Государь, позвольте мне первому принести вам присягу на верность?

И, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, пока его кто-нибудь не опередил, командующий первой Маньчжурской армии встал на одно колено и начал громко и бодро произносить слова клятвы, словно и не было ему сейчас шестидесяти пяти лет: