Соправитель

Потом… Иван Осипов умрет. И для Шешковского это было сложнейшим решением, потому что тот персонаж, что сейчас сидит напротив него, — интересная личность, способная принести немало в деле тайной службы. Но нельзя оставлять Осипова в живых. Он соприкоснётся с той масштабной операцией, что изменит Россию. Каин не глуп и сможет сопоставить многое. Так что, пусть в аду чертям рассказывает о своих умозаключениях.

У Степана Ивановича был насыщенный день, и сегодня он еще встречался с другой личностью — Иосафатом Андреевичем Батуриным [реальная личность. Пытался организовать группу для уничтожения Разумовского, притом, по его словам, был за саму императрицу]. Этот человек в Москве побуждал народ к восстанию против Разумовского. Именно так, не ведая раскладов при дворе, считая, что главным фаворитом императрицы все еще является Алексей Разумовский, он полагал, что этот малоросс и управляет державой. Ну не баба же, право дело, правит!

При этом у Батурина были немногочисленные сподвижники. Вот такое тайное общество было очень нужно для реализации последующих планов.

Шешковский собирался сыграть этого Иосафата в темную, поэтому он не светил своим лицом, и с Батуриным разговаривал другой человек.

Были предложены деньги, много денег, но все люди должны были выступить только по приказу и в нужное время. Стоит ли говорить, что Иосафат Андреевич согласился? Он был счастлив!

*………*………*

Люберцы

24 мая 1751

Я лежал на огромной постели, пребывая в неге. Так хорошо мне не было давно, а может, и никогда. Иссине-черные волосы спадали по плечам молодой и очень красивой женщины, как тогда, при первой встрече. Наваждение, что не отпускало меня уже больше семи месяцев, получило свой выход. Ураган, извержение вулкана, шквал эмоций и как итог — ночь любви.

— Уже проснулись, Ваше Высочество? — спросила Иоанна, грациозно потягиваясь.

Стерпеть было сложно, я вновь поддался эмоциям.

Вчера полковник Шевич прибыл ко мне в Люберцы для ужина, ну, и для того, чтобы изучить тренировочный лагерь с казармами для своих гайдамаков. Гольштейнская дивизия, что ранее тут частью расквартировалась, была представлена только одним полком, так как остальные еще не прибыли с войны с Османской империей. Может Апраксин еще решит, чтобы там мои бывшие земляки и оставались. Это бы могло сказать об уме и хитрости Степана Федоровича, но он был слишком прямолинеен, чтобы продумать такой шаг.

Я намеревался серьезно поговорить с Апраксиным при первой оказии. Приписать себе дивизию, что была создана за мои деньги, да еще состояла из земляков? Моя дивизия! Но сейчас проблема, как по мне, казалась сложнее.

— Иоанна, я не знаю, что с этим делать! — приврал я, когда мы расцепили объятья.

— И я не знаю, но хочу еще хоть раз вот так проснуться рядом и быть Вами целованной, — отвечала девушка, а из глаз покатились слезинки.

— Не плачь! Я тоже так хочу, но наших желаний ведь мало! Я не Петр Великий, пока не он, чтобы… прости за сравнение с Мартой Скавронской, оно не уместно, — я замолчал.

Только что так было все просто, но приходит реальность — и на тебе…

— А куда ты отправил моего отца? — Иоанна так же решила переменить тему, ей, я это понимал, хотелось продолжить говорить о будущем, но все, что надо, пусть полунамеками, я сказал.

— Ты не бери в голову, моя звездочка, у него служба, — сказал я и поцеловал девушку.

На самом деле, я подгадал тот момент, когда Иван Шевич не сможет находиться у меня на ужине, тем более в Люберцах. Начались повсеместные облавы на воровские малины и респектабельные дома бандитских главарей. Происходили и обыски, и первые аресты коррумпированных полицмейстеров.

Ванька Каин выдал всех, стоило на его только чуть нажать. Он быстро понял ситуацию и пытался выторговать хотя бы жизнь, сдавая не только разбойников, но и известные ему схроны. Была даже опаска, что на все направления не хватит людей. Даже вызванные три десятка человек из команды Шешковского, как и он сам, не справлялись с большим объемом работы.

Еще не знаю всех результатов, но вечером, когда наш ужин с Иоанной перерос в откровенную беседу с объяснениями и признаниями, прибыл человек от Степана Ивановича. Он только и сказал, что аресты идут, что без стрельбы и мордобития не обошлось, но все сладилось.

Иван Шевич отписался мне, что не может приехать. Это письмо пришло уже тогда, как его дочь была на подъезде к Люберецкому поместью. Я отправил за девушкой карету с немалым охранением аккурат тогда, как Ивана Бранковича не должно было быть в том доме, что я им выдал. Иоанна могла отказаться, и в таком случае я бы перебесился, позвал одну из своих служанок, что так томно вздыхала при моем поведении. Но, нет, Иоанна Шевич приехала, была неотразима и до ужина, и во время его. А после — бесподобна в своей неопытности, при желании угодить.