Сопротивление бесполезно!

…Пробудился Гриценко где-то часа в два пополудни. Солнце назойливо лизало его левый глаз длиннющим, на восемь минут полета, языком. Озадаченный сном, Серега поспешил поделиться впечатлениями с Коровиным. В тот момент Коровин занимался своими бакенбардами — подбривал их и подкрашивал черной тушью.

Когда Гриценко закончил рассказ, Коровин ничего не ответил, лишь многозначительно повел разлапистой бровью да подтолкнул Серегу в сторону, где висела удивительная галерея портретов — еще та мешанина из поэтов, композиторов и подозрительных личностей.

В первый момент Гриценко сначала почувствовал, а потом уже углядел изменения, которые произошли с чудаковатыми, как ему казалось, портретами. «Ну и ну! Это, значит, пока мы сосали кровь з тих клятых фашистив, здесь такое!.. У-у-у!» — поражался увиденному Серега, да и было от чего обалдеть.

Лица изображенных на портретах людей больше не напоминали размытые пятна и уродливые кляксы — все до одного портреты выглядели необыкновенно живыми и ясными. И слова под ними были написаны на понятном языке. А там, где раньше стояли чертовы буковки, Серега прочел одно-единственное слово: «вампир».

— «Исповедь с вампиром». Ну и ну! Я и не знал, шо Круз вампиров играл…

А дальше Серегу ожидал вообще полный мрак — вереница интернациональных портретов тех, кто в разные века, невесть чем озабоченный, творил поэмы о вампирах, пьесы о вампирах, оперы о вампирах, фильмы о вампирах или был сам таковым. Как, например, графиня Элизабет Батори. А ведь какая милая мордашка!..

Портрет князя Валахского был последним в той загадочной галерее. Проходя мимо него, Гриценко не удержался, ткнулся носом в короткую надпись:

— «Влад Тепеш-Дракул (1428/31-1476)…» Дракула!! Е-мое!..

Коровин молча сопровождал Гриценко, жарко дышал Сереге в затылок, а когда тот прочел надпись под портретом Валахского князя, неожиданно вцепившись в Серегины щеки, повернул к себе его голову. Затем Коровин поведал такое… И с чего это он вздумал откровенничать перед Гриценко? Кто его знает. Может, хотел его еще крепче опутать. Ведь правда и кровь — две жилы из одного каната. А поведал Коровин историю бессмертия своего.