Засунув за пазуху мертвому мастеру схему, с полминуты сокрушенно повздыхав над обескровленным Людкиным телом, Гриценко вытолкал в шею Мица да подался с ним в вертеп кровопийц. «Эх, чтоб им пусто было!.. Нам было пусто!..» Позади семенил утративший девственность Миц.
Августовская ночь беззвучно строчила швы вдоль всей дороги к злосчастному двухэтажному дому. «Внизу покойницкая, и вверху то же самое», — невесело размышлял Гриценко, наступая на швы, оставленные ночью. Нити в них то мерцали холодным лунным светом, то начинали вздрагивать и искриться, стоило Гриценко пересечь перекресток с испуганно мигающим светофором. Лишь изредка швам удавалось поймать робкий отблеск огня в случайном окне — в чудом не уснувшем окне.
Теми светящимися швами были беспокойные Серегины мысли. Они-таки довели его… Опять возникли те голоса. Откуда-то изнутри. Нарастая, они угрожали вырваться из тесной Серегиной черепной коробки. Вырваться на ночную влажную улицу и, может быть, взорваться безнаказанной милицейской сиреной!..