Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг.

Второй случай, могущий окончиться печально для нас, произошел по вине австрийского лейтенанта Рогатынского. Имея надобность пойти в уборную, он, вырвав в сакле из какой-то книги несколько листов, направился к обрыву. Через некоторое время перед нашим домом собралась толпа горцев и стала нам угрожать. Оказывается, вырванные листы были листы из священной книги Корана. Только благодаря авторитету Алиханова мы избежали больших неприятностей. Главным доводом для нашего оправдания было то, что русские офицеры, знающие Кавказ и верующие в Бога, никогда не позволили бы себе этого сделать, а сделавший это был австриец, и притом неверующий. Действительно, Рогатынский вообще ни во что не верил. Как репрессия, может быть и жестокая, по общему постановлению лейтенанту было предложено немедленно покинуть наш маленький отряд, что он и поспешил сделать.

Не будь Алиханова и его сыновей, мы пропали бы в горах, хотя половина из нас были уроженцами Дагестана. Помню, как измученный всякими хлопотами о нашем ночлеге и о доставке в крепость орудий, которые составляли всю нашу надежду, Кайтмас Алиханов садился между генералом Эрдманом и полковником Ржевуцким у костра, предварительно спросив разрешение, снимал папаху и, помолчав немного, начинал расспрашивать: «Скажи, пажалста, кто такой паршевик, какой ему есть программа, когда же будет Царь?»

В это время являлся с докладом его любимец – младший сын Зубаир, прилично говоривший по-русски, так как окончил русскую школу. Несмотря на усталость, Зубаир, стоя на ногах, докладывал отцу на своем аварском наречии все перипетии дня, и только потом отец разрешал ему садиться и закусить. Сыновья его и горцы вообще не сидели в присутствии самого Алиханова. Крепко соблюдались адаты в горах. Мы любили этого веселого и жизнерадостного Зубаира. Он обо всем нас расспрашивал охотно, все запоминал и был услужливый. Отец сделал из него хорошего человека и друга русских.

Наконец мы прибыли в Хунзах. Раньше там всегда стоял батальон то Самурского полка, то пластунский, а в 1906 году батальон присланных в наказание матросов с броненосца «Потемкин». Крепость была несовременная, но с точки зрения эпохи кавказских войн представляла надежный оплот гарнизону до момента прибытия подкрепления, которое и прибывало, благодаря отсутствию в то время телеграфа, через несколько месяцев. Связь в то время поддерживалась только нарочными гонцами.

Найдя в крепости довольно большие продовольственные запасы, сохраненные Алихановым, мы приступили к организации крепостной службы и к обороне крепости. Нас было немного: 10 офицеров и небольшой гарнизон, приданный Алихановым для несения караульной службы.

Прошло около 2 месяцев нашей крепостной жизни и подготовки к возможному походу вновь на Шуру, для чего Алиханов держал с князем Тарковским постоянную связь. Тем временем мы изредка получали с нарочным короткие письма от семей из Шуры. Конечно, нас всех искали и сразу же арестовали бы тех, кто не ушел бы в горы. Получил и полковник Ржевуцкий печальное известие о смерти генерала Мищенко.

Через несколько дней после нашего ухода восстановившаяся в Шуре большевистская власть решила обратить внимание на мирно живущего генерала Мищенко. Один из комиссаров, если память мне не изменяет Каргальский, в сопровождении отряда красноармейцев из Астрахани, явился на дачу генерала и вышедшей к нему супруге заявил, что хочет видеть товарища генерала. Генерал Мищенко вышел, как всегда, в офицерской тужурке с погонами и Георгиевским крестом на шее. Первая фраза комиссара была: «Вот что, товарищ, сперва снимите эти побрякушки, а потом будем разговаривать». Красноармейцы вели себя дерзко, вызывающе и пытались сорвать с него погоны. Генерал Мищенко пристально их рассматривал, а затем, не говоря ни слова, повернулся, вошел к себе в дом, поднялся в свою комнату и застрелился.

Питание в крепости было большей частью вегетарианское, так как мясных консервов было в запасе очень мало. Пришлось из сушеных овощей приготавливать и первое, и второе. Изредка Алиханов доставлял нам свежую баранину. Горцы вообще мяса едят мало, только в случае приема гостей. Обыкновенно ихняя пища состояла из сыра, сушеного бараньего курдюка, чеснока и изредка супа-хинкала с галушками и бараньим жиром.

Появились слухи что турецкие пленные, выпущенные Временным правительством и пробравшиеся на Кавказ, чтобы следовать дальше к себе на родину, собираются в ауле Кази-Кумухе. Куда якобы прибывают турецкие офицеры. С нами по-прежнему живут 10 турецких солдат.