Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг.

– Целься в матросов. Первый ряд в ближайших, второй – в следующих. Стоящие, возьмите на себя тех, кто у двери на винтовую лестницу. По команде «Огонь!» дать залп. Без команды ни одного выстрела. Гранаты бросать: первые к лестнице, а затем влево. Бросать – только стоя. Пулемет есть? – задал я вопрос, отдав указания словно речь шла об изяществе рам или о качестве паркета.

– Никак нет! Пулемета нет! – донесся шепот.

– Смотрите, не волноваться – только по команде.

Но в этот момент дверь широко раскрылась, и из нее на фоне шумливого разговора показались шляпенка и Пальчинский. Масса, топтавшаяся на месте и подпираемая новыми волнами все прибывающих снизу товарищей, уже давно перешла границу дозволенного и постепенно докатилась до нас на расстоянии двадцати – двадцати пяти шагов. В галерее уже было душно, и вонь винного перегара с запахом пота насыщали воздух.

Вот шляпенка прошел мимо меня.

Масса, увидев его, загудела, завопила и, размахивая кто винтовками, кто гранатами, ринулась к нему.

– Спокойствие, товарищи, спокойствие, – распластав руки в стороны, кричал, поднимаясь на носки, шляпенка. – Товарищи! – диким голосом вдруг завопил шляпенка. – Товарищи! Да здравствует пролетариат и его Революционный совет! Власть капиталистическая, власть буржуазная у ваших ног! Товарищи, у ног пролетариата! И теперь, товарищи пролетарии, вы обязаны проявить всю стойкость революционной дисциплины пролетариата красного Петрограда, чтобы этим показать пример пролетарию всех стран! Я требую, товарищи, полного спокойствия и повиновения товарищам из операционного Комитета Совета!..

Между тем министр Пальчинский сообщал юнкерам решение правительства принять сдачу, без всяких условий, выражая этим подчинение лишь силе, что предлагается сделать и юнкерам.

– Нет, – раздались ответы, – подчиняться силе еще рано! Мы умрем за правительство! Прикажите только открыть огонь.

– Бесцельно и бессмысленно погибнете, – убеждал новый голос.

– И правительство погубите этим, – доказывал третий.

– Нет, о нас они не должны думать. Слагать оружие для сохранения наших жизней мы не имеем права требовать, но убеждать сохранить свои мы должны, и мы вас просим отказаться от дальнейшего сопротивления. Вы будете с нами. Мы позаботимся о вас или погибнем вместе, но сейчас нет смысла, – страстно, быстро убеждал голос председателя Совета министров А. И. Коновалова.

Юнкера молчали…

В это время ораторствовавшая шляпенка выдохся и уже давно от надрыва осип.

«Один выстрел. Все равно куда – и эта орава бросится и все сокрушит на своем пути», – ясно и отчетливо предупреждало сознание при виде, как от фанатических выкриков шляпенки масса пришла в неистовство и… рванулась вперед, напирая на шляпенку. Министр Пальчинский вскочил на порог ниши. Я прижался к косяку… «Поздно», – мелькнуло в голове, и круги поплыли перед глазами. Но последнее усилие, и я отступил в нишу. Министр же смешался с толпой. Юнкера вскочили. Я закрыл на мгновение глаза.

«Огонь!» – мелькнуло в голове. Но… выстрелов не раздалось. «Если вы, юные, жертвуете собой и идете навстречу страданиям, то не мне ускорять разрешения счетов с жизнью. И я вышвырнул наган и сорвал Анненскую ленту с рукоятки шашки.

«Ну, теперь терзайте меня», – подумал я, став у стенки ниши, против двери в кабинет последнего заседания Временного правительства России, и эта жалкая, трусливая мысль заслоняла собою отчетливость выражения лиц членов правительства, стоявших вокруг стола и частью выжидающе вглядывающихся во вход из ниши, а частью продолжающих что-то быстро, вполголоса говорить друг другу. При этом один из министров торопливо кончал рыться в каких-то бумажках и затем, подойдя к стене, куда-то торопливо засунул руку, после чего, вернувшись к столу, с облегчением сел.

Это мужество министра отвлекло меня от думы о себе и сразу создало какое-то оригинальное решение войти во что бы то ни стало в кабинет и понаблюдать, что будет дальше. И я, приняв решение, чуть было не пошел. «Стой! – остановил я себя. – Подожди, когда войдет эта шляпенка, направляющийся сюда, а то члены правительства, увидав тебя первым, еще подумают, что ты струсил и прибегаешь под их защиту».

И я пропустил войти в дверь шляпенку, а за ним еще несколько человек, за которыми уже и протиснулся в кабинет и остановился у письменного стола перед окном и стал наблюдать.

«Историческая минута!» – мелькнуло в голове.

«Не думай – смотри!» – перебило сознание работу мысли.

И я смотрел.

С величественным спокойствием, какое может быть лишь у отмеченных судьбою сыновей жизни, смотрели частью сидящие, частью стоящее члены Временного правительства на злорадно торжествующую шляпенку, нервно оборачивающегося то к вошедшим товарищам, то к хранящим мертвенное, пренебрежительное спокойствие членам Временного правительства.

– А это что?.. – поднялся Терещенко и говорит, протянув руку, сжатую в кулаке.

«Что он говорит?» И я сделал шаг вперед.

– Сними шляпу…

Но его перебивает другой голос: