Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг.

28 октября Гатчинской авиационной школы капитан Н-в, боевой и преданный делу артиллерийский офицер, с большим трудом уговорил оперативное отделение дать ему возможность, вместе с некоторыми офицерами, использовать стоящий без дела на Балтийском вокзале броневой поезд. Получив в конце концов так желанное разрешение, он перевел поезд на Варшавский вокзал, неожиданно налетел на станцию Александровскую и, обстреляв ее, вызвал огромный переполох в штабе Муравьева, причинив большие потери и людьми, причем была убита какая-то знаменитая еврейка Сура, о чем впоследствии «Известия» с возмущением описывали этот контрреволюционный поступок офицеров Гатчинской школы.

На рассвете того же дня летчики С-н и Л-в, овладев тайком исправным броневым автомобилем, проехали незаметно в тумане почти к Петрограду, откуда, повернув обратно, подъехали к большевистской цепи и открыли по ней пулеметный огонь; к сожалению, пулемет скоро дал отказ и пришлось спешно удирать в Гатчино.

29 октября, днем, офицеры Гатчинской авиационной школы, собравшись в столовой на аэродроме, обратились ко мне как председателю суда Общества офицеров с вопросами – что им делать и куда идти?

Я ответил, что в настоящий момент, когда, с одной стороны, все боятся расправы большевиков-матросов в случае их удачи, а с другой – никто не желает вновь видеть у власти Керенского, – каждый должен быть там, где ему подсказывают долг и честь офицера; лично я, и со мной многие боевые офицеры, сделали уже выбор, и мы там, где идет борьба против захвата власти большевиками.

После этого многие офицеры явились в штабе ко мне и полковнику М. с просьбой дать им где угодно и какую угодно работу; и когда мне понадобилось однажды 25 пулеметчиков на бронепоезд, то было вполне достаточно только сказать об этом дежурному по школе офицеров, и необходимое количество офицеров моментально явилось.

29-го штаб генерала Краснова перестал существовать; переутомленные трехдневным сидением на боевом участке, генерал Краснов и полковник Попов переехали в Гатчино и расположились во дворце. Часам к 5 генерал Краснов собрал в комнатах № 5 и 6 всех бывших налицо во дворце офицеров. Собралось около 200 человек – преобладали офицеры Гатчинской авиационной школы.

Генерал Краснов выглядел разбитым и физически, и морально; он обратился к собравшимся офицерам приблизительно со следующими словами: «Благодарю вас, господа офицеры авиационной школы, за вашу готовность и искреннее желание помочь нашему делу – но все уже кончено. Сегодня были делегаты от большевиков и выработаны следующие 30 пунктов перемирия с большевиками: 1) немедленное прекращение братоубийственной войны и полная амнистия принимавшим в ней какое бы то ни было участие, 2) немедленное учреждение нового правительства, в состав коего войдет по одному представителю от каждой из существующих политических партий, 3) в состав нового правительства не имеют права входить ни Ленин, ни Керенский (о Троцком не упоминалось), 4) свободный пропуск всех казаков 3-го конного корпуса на Дон» и т. д.

Прочитав все 30 пунктов, генерал Краснов заключил: «С этого момента надо считать, что России нет, Великая Россия будет разрушена борьбой политических партий, и, вероятно, не останется камня на камне. Все будет разрушено – будут уничтожены целые города, и вот после этого на развалинах разрушенной Старой России будет построена Новая, еще более Великая, Молодая Россия…»

Генерал умолк – все уныло повесили головы и… постепенно разошлись.

Мы, офицеры Гатчинской авиационной школы, не особенно верили «полной амнистии» участникам боев под Гатчиной, так как бывшие в составе большевистской делегации матросы открыто заявляли, что «мы, дескать, покажем этому зелью летчикам, как воевать на бронепоездах и броневиках». В воздухе пахло кровавой расправой, тем более что в составе наступающих большевиков преобладали кронштадтские и гельсингфорские матросы с «Петропавловска» и других кораблей.

Собравшись в канцелярии школы для обсуждения создавшегося положения, мы застали в ней начальника школы полковника Б-ко, который, как оказалось, уже разрешил вопрос о дальнейшей нашей деятельности, раздав каждому из нас подписанные бланки отпускных билетов, литеры и т. п. документы, – делать больше было нечего, и все собравшиеся разошлись по домам.

Придя из канцелярии во дворец, я застал там летчика полковника М-на и штабс-ротмистра Финляндского драгунского полка X.; после короткого обмена мнениями выяснилось, что на фронте нет ни одного казака и что каждую минуту Гатчина может быть захвачена большевиками и начнется дикая расправа с офицерами школы; необходимо было что-то предпринять, но прежде всего нужно было выяснить, что предполагает делать штаб генерала Краснова.

Зайдя с этой целью к начальнику штаба полковнику Попову, я с трудом разбудил его и на свой вопрос получил безразличный ответ сонного и безмерно уставшего человека: «Ничего… будем отдыхать… выспаться надо…»

– Но ведь большевики могут ворваться каждую минуту, и тогда начнутся дикие эксцессы, – возразил я.