Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.

Наконец, чуть не через месяц, поручику Мышецкому и мне удалось сесть в поезд и добраться до Москвы. Оттуда уже один ехал до Петербурга. Раздобыв денег и взяв вещи со своей квартиры, двинулся на Туркестан. Проскочил за три дня до «Оренбургской пробки», когда всякое сообщение с Азией прекратилось.

Отец не дождался моего приезда и скончался 18 февраля этого года. [294] Ожидая меня, он приготовил для меня левый отдельный флигель (в котором я родился и жил до девяти лет), но его по «мандату» захватил и занял архиерей, приехав из города Верного, где я его знавал.

Поселился я в доме покойного дворецкого отца, где на пенсии жила его семья (правый флигель от дворца). Устроила меня вскоре мама на службу в суд (помог диплом Императорского Александровского лицея). Меня прикомандировали к судье четырнадцатого участка И. Н. Яскловскому помощником. Замечательная личность была и нашего толка. Не служба, а сплошной праздник начался было в его общении, и мы быстро стали друзьями. Время и шло незаметно.

Но вот седьмого января 1919 года вспыхнуло восстание в городе Ташкенте. Оно было, к удивлению, подготовлено действительно в строжайшей тайне. Узнал я о нем утром седьмого января, разбуженный пушечным выстрелом. Затем вскоре прибежал сын генерала Б. и сообщил мне, что в городе восстание против большевиков. Указал и адрес штаба восставших. Пушечный выстрел с крепости был при ее взятии. Мой отец про эту крепость сказал однажды пророческие слова: «Эту крепость, имея на то власть, я бы срыл, так как уверен, что она когда‑нибудь послужит врагу против города». Эта крепость была когда‑то за городом на подступах к Ташкенту, но когда город неимоверно разросся, то крепость очутилась уже не далеко и от «центра», а слова моего отца оказались пророческими.

Мне нужно было быстро решить: спрятаться ли в старом Сартовском городе (где у меня было много друзей среди влиятельных и богатых сартов) и там переждать, пока все уляжется, или идти примыкать к восставшим? Выбрал последнее. И хорошо сделал — несмотря на все трудности и ужасы похода, я все же был в движении, напряженно и неуклонно двигался вперед. Если бы спрятался, то сидел бы несколько месяцев спрятанный в подземелье, без воздуха и света, ожидая каждую секунду ареста и расстрела. Трое так спрятавшихся и выжидавших позже присоединились к нам в Бухаре. Сели они в подземелье молодыми людьми, а к нам прибыли поседевшими, полунормальными, с тиками стариками.

Итак, иду и являюсь в штаб повстанцев. Меня любезно встречают Осипов, Гагенский и К. Меня покоробило, что они были пьяны. Но может быть, выпить пришлось для успокоения нервов и для храбрости. Получаю винтовку и в командование роту мадьяр, с которыми и беру с налета кладбище, с засевшими там большевиками. Затем мне дают человек шестьдесят детей: гимназистов, кадетиков и штатских «добровольцев–охотников». Половина, если не больше из них и ружья никогда не держала в руках. Пришлось, на скорость, учить их хоть обращаться с ружьем и показать, что нужно делать, чтобы не выпалить случайно в спину своему же товарищу. С этой «ротой», мне дано было приказание охранять указанный район. Но у детей воодушевления и старания оказалось много, и все обошлось без «несчастных случаев». В первой же стычке с взрослыми большевиками они так подбодрились, что обезоружили их и взяли в плен человек тридцать пять.

В это время уже были захвачены крепость, казармы с киргизами–солдатами, которые не колеблясь перешли на нашу сторону, почта, банк, вокзал и другие учреждения.

Зима в этом году была снежная, но первые дни не было мороза. Днем светило солнышко и пригревало, но к вечеру поднимался холодный ветер и становилось очень даже прохладно. Вышел я из дому, надев все новенькое. Френч с значками учебными и полковым, элегантные, тонкие бриджи и мягкие высокие сапоги. В общем так я являлся вдовствующей Императрице — шефу нашего полка. Сверху надел, за неимением другого, легкое летнее серое штатское (от «Жокей–клуба» — в Петербурге), а на голову легкую защитную офицерскую фуражку. Конечно, в таком наряде я быстро стал страдать от холода — но пришлось привыкать к длительному терпению.

Наша «детская игра» длилась всего сутки. До нас иногда доходили слухи о том, что делается в городе. За это время нас раза два покормили и напоили горячим чаем жители занятого нами квартала. Но вот прибегает, под вечер второго дня, гимназистик и шепчет мне, что «отряд повстанцев покинул город, восстание сорвано рабочими, бывшими на нашей стороне. Спровоцированные большевиками–главарями (по нашему, конечно, упущению), они были приглашены явится якобы за оружием и патронами в мастерские завода. Их впустили и затем заперли там, угрожая оружием. Восстание лишилось главных сил.