Сопротивляйся

– Ты был в командировке.

– Но не на другой планете!

– Ты был весь в своем проекте… – говорит сдавленно.

– И не замечал тебя? – цежу.

– Тебе было не до этого всего.

– Кто это сказал?! – встав со стула, отбрасываю его от себя, срывая злость.

Отворачивается и обнимает руками плечи.

Они у нее дрожат, но я не могу заставить себя обнять их. Я пытаюсь переварить это откровение. Эту дурость, от которой меня самого колотит.

Запустив в волосы руки, мерю шагами пол. Со свистом втягиваю и выдыхаю воздух. Мои мозги перегружены бешеной пятидневкой этой недели, но сейчас будто воспаленные. Они упорно не желают идти на компромисс. Я слишком зол для этого.

Моя жена и трехмесячный сын чуть не погибли. Я даже не знал об этом.

– Я не мог участвовать в твоей жизни, нихера о ней не зная. Ты права, семья у нас была дерьмовая.

– У нас ее вообще не было, – звонко бросает она.

– Да, потому что я недооценил твое умение решать проблемы.

Запрокинув голову, она молчит. Я слышу ее всхлип, но иду в комнату и выдергиваю из шкафа толстовку.

Мне нужно проветриться, иначе наломаю дров.

Одеваюсь за две минуты.

Игнорируя застывшую у окна фигуру, прохожу в коридор и обуваю кроссовки. Забираю с комода ключи, забросив на плечо куртку.

Я толком не знаю, где в моем ЖК конкретно мои окна, и сейчас выяснить это не пытаюсь. Как только выхожу за ворота, набрасываю на голову капюшон, переходя на трусцу вдоль проезжей части. Смог вместе с мартовской сыростью наполняет легкие, но вдыхая этот коктейль, чувствую, как мозги наполняются кислородом, и это то, что мне сейчас нужно.

Глава 50

Наши дни. Руслан

В двадцать шесть я думал, что “дом” – это как раз та сфера моей жизни, в которой все именно так, как должно быть. Я встретил девушку, выбрал ее во всех доступных мужику смыслах и просто получал от гармонии внутри себя удовольствие.

Она получала его вместе со мной.

Она, блять, была со мной. В каждой точке, которая определяла наше будущее. Мы оба нихрена в этой жизни толком не понимали, зато точно знали, что хотим ребенка. Мишаня вообще самое легкое решение в моей жизни и, двадцать минут спустя, сделав круг и вернувшись в исходную точку, я на девяносто девять процентов уверен, что его мать будет там, где я ее оставил. В моей квартире.

От выветренной злости есть осадок, и это не горечь, а банальный гнев. На нее. На себя.

Если когда-нибудь я и искал границу, после которой наступила пропасть, то я ее нашел.

Это случилось не в тот день, когда моя жена втемяшила себе в голову, будто я трахаюсь где-то на стороне, а в тот день, когда она решила, что мне необязательно знать, как невероятно она иногда проводит свои дни.

Вот эта гребаная граница. Тот самый первый гвоздь. Именно в этой гребаной точке пространства и времени.

Открытие, которое не дает углям моей злости догореть до конца. Я зол на себя. Но и на нее я тоже зол, ведь я не собирался целенаправленно самоустраняться из ее жизни.

Вхожу в лифт, спеша вернуться в свою квартиру так же, как двадцать минут назад стремился ее покинуть.

Дверь не закрыта на ключ, что подтверждает мою догадку. Она здесь. В моей квартире.

Иду по коридору, не разуваясь и не раздеваясь.

То, что я хочу ей сказать, просто не терпит никаких отлагательств.

Оставляя за собой грязные следы и скрипя кроссовками, вхожу в свою «студийную» гостиную.

Положив подбородок на согнутые колени, Оля вскидывает на меня заплаканное лицо с дивана.

Подхожу и дергаю ее за локоть, заставляя встать.

Маленький округлый подбородок дрожит, губы тоже.

– Я был уверен, что мы справляемся, – говорю ей. – Что ты справляешься. Что ты понимаешь, что и зачем я делаю.

– Я… – сглатывает. – Я понимала. Я не злилась… я просто… не хотела тебе мешать…

– Я не один из них, – проговариваю. – Я не твой отец. Не твоя мать, и даже не твой брат.

– Я знаю…

Конечно, твою мать, знает. Даже, несмотря на то что никогда не обсуждала их со мной, она знала, как меня бесят многие заведенные там порядки. А я знал, что она сбежала оттуда в тот же день, как я предложил переехать в свою съемную квартиру. Потому что даже просто спать без нее мне было уже невмоготу, и потому что знал, как хочет она оттуда вырваться.

– Знаешь, как прочитать закрытую книгу? – смотрю в ее лицо.

Снова сглотнув, молча мотает головой.

– Никак, – отвечаю на свой же вопрос.

Толкнув меня в грудь, хрипло кричит:

– Я не одна виновата!

Делаю полшага назад, но только для того, чтобы с внутренним ревом броситься вперед. Обхватив руками дрожащую спину, прижимаю к себе. Кутаю Олю в свою куртку, утыкаюсь носом в ее висок.

– Нет, не одна… – хриплю. – Я дохрена дерьма творил. Ты правильно сделала, что от меня ушла. Это главный подсрачник в моей жизни…

Несмотря ни на что, я ею горжусь. Мир был бы другим, если бы она не была собой. Слишком гордой, чтобы простить мужику измену, и слишком уязвимой, чтобы сказать ему об этом в глаза. Это стоило мне семьи, но назад уже ничего не отмотать. Я сам все просрал. Сам.