Не сводя глаз с Харпера, Сьюзен сверкнула неприятной улыбкой, которая говорила о том, что она наслаждается его шоком и смятением. – У нее были головные боли, и временами ее зрение затуманивалось. Кроме того, ей было трудно сосредоточиться, и ее память страдала. Оказалось, у нее опухоль. Они начали химиотерапию, чтобы уменьшить ее перед операцией, но потом Дженни встретила тебя и решила, что ей вообще не нужно лечение. Она просто позволит тебе обратить ее и жить вечно.
– Харпер? – тихо спросила Дрина. – Опухоль мозга могла помешать прочитать ее.
– Она была моей спутницей жизни, Дри, – тихо сказал он. – Я ел. Во мне проснулся аппетит.
– Мы всегда можем это делать, – мягко заметила она. – Мы просто устаем от еды и останавливаемся, потому что она не приносит больше удовольствия, а не потому, что мы не можем есть.
Она помолчала, чтобы до него дошло, а потом спросила: – Тогда еда была такой же вкусной, как сейчас?
Харпер машинально открыл рот, чтобы сказать «да», но вовремя спохватился и задумался. По правде говоря, он понял, что это не так. Все было в порядке, кое-что даже вкусно, но он ел только тогда, когда ели другие, а не постоянно хотел этого так, как сейчас.
– И у вас не было общих снов, – тихо заметила она.
Харпер молча кивнул, думая, что дело не только в отсутствии общих снов, но и в отсутствии страсти. Ему не терпелось испытать это с Дженни, но не настолько, чтобы попытаться переубедить ее, когда она настояла, чтобы они подождали до конца обращения. Харпер просто отпустил ее, думая, что все будет хорошо после того, как он обратит ее. Он, конечно, не был одержим Дженни.
Но с тех пор, как Дрина приехала сюда, в Порт-Генри, его разум постоянно раздевал ее и делал с ней такие вещи, которые заставляли его член находиться в состоянии эрекции, даже когда ее не было рядом. К тому времени, как Харпер поцеловал Дрину возле ресторана в Торонто, он уже много раз мысленно занимался с ней любовью. Во время их похода по магазинам он фантазировал о ней в каждой паре красивых трусиков и лифчиков, которые она покупала.
Харпер заверил себя, что это были только аппетиты, которые пробудила Дженни, что теперь, когда его депрессия немного отступила, они снова дают о себе знать, но эти проклятые сапоги почти час держали его под холодным душем, пока он готовился к поездке в город, и в Торонто от этого не стало легче. Когда она говорила о Египте, он представлял ее одетой, как Клеопатра, мысленно срывая с нее одежду, опуская на постель из подушек, чтобы погрузиться в ее тело. Когда она рассказывала ему о том, как была гладиатором, его фантазия переключилась на то, чтобы овладеть ею посреди арены, под одобрительные возгласы толпы. То же самое происходило с каждым новым образом в ее жизни. В его воображении Харпер занимался любовью с Дриной – наложницей, герцогиней, пиратом и мадам еще до того, как прикоснулся к ней. Но даже это не подготовило его к тому, что произошло, когда он, наконец, поцеловал ее там, снаружи ресторана. Страсть, взорвавшаяся в нем, была ошеломляющей, и он был совершенно уверен, что, если бы не официант, он занялся бы с ней любовью прямо там, прижавшись к холодной стене.
Харпер не испытывал ничего подобного с Дженни. Он не представлял ее обнаженной или одетой. Он в основном думал о том, как они будут счастливы, когда она обратится, как они смогут наслаждаться общим удовольствием и покоем, которые разделяет пара.
– Харпер? – тихо спросила Дрина.
– Она не была моей спутницей жизни, – тихо признался он.
Когда она вздохнула, он с любопытством посмотрел на нее и с удивлением заметил, что она выглядит очень счастливой. Харпер воспользовался моментом, чтобы подумать о ревнивости Дрины к Дженни. Он до сих пор помнил свой гнев при мысли о том, что Дрина спустится вниз и подарит швейцару «лучшую ночь всей его жизни» или, что Маргарет найдет ей другого спутника жизни. Тем не менее, он криво улыбнулся и спросил: – Ты ревновала меня к Дженни?
– Конечно, – просто ответила она, не отрывая глаз от Сьюзен. – Я не люблю делиться, даже с призраками.
Харпер слабо улыбнулся и сжал ее руку. Он знал, что это нехорошо с его стороны, но он был в восторге от того, что она его ревновала.
Дрина посмотрела в его сторону, заметила выражение его лица и сморщила нос. – Но теперь мне не нужно ревновать к эгоистичной маленькой смертной.
– Не называй Дженни эгоисткой, – огрызнулась Сьюзен, и ярость сменила ее ликование.
– А почему бы и нет? – холодно спросила Дрина, снова полностью сосредоточившись на женщине. – Это то, кем она была. Она совсем не любила Харпера. Она использовала его в своих эгоистических целях.
– Она не была эгоисткой, она просто хотела жить, – отрезала Сьюзен. – И она ничего не украла, он обратил ее добровольно. И посмотри, куда это ее привело! – яростно, почти с пеной у рта, выплюнула она эти слова. – Этот чудесное обращение убило ее. Он убил ее.