Сор из избы

Люди рассказывали, что на вакансию директора одного из заводов подали заявки три тысячи человек: домохозяйки, рабочие, пенсионеры, слесарь из жэка… Голосование тайное. Выбрали, говорят, достойного, из начальников цехов, но вовсе не того, кого обычно выбирали: человек простой, работящий, без связей и блата, говорит прямо, не оглядываясь на вышестоящих. Таких уважают.

Галкин с минуту постоял, докуривая. Плюнул на окурок, чтобы не было пожара, как остерегал его кадровик, и потянул тяжелую дверь кузницы: «Была не была! У них, наверно, сауна есть, с горячим паром…»

Если бы в школе ученики выбирали себе учителей, подумалось ему на пороге новой жизни, он пришел бы в кузницу побогаче, не налегке, как сейчас, а с учебным багажом, знал, что сказать и как ответить. Уважал он учителя физики, однорукого отставника из военных моряков. По физике у Галкина была пятерка, на зависть отличникам. Им так легко законы не давались. А все дело в том, что инвалид сказал как-то кого из класса он взял бы к себе на корабль без опаски. К всеобщему изумлению среди счастливчиков был безнадежный двоечник и задира Галкин. С тех пор ниже пятерки на уроках физики Галкин не имел. Спрашивал инвалид строго, даже сурово, как и положено во флоте, скидок не делал никому…

Он и теперь понял бы Галкина, сознавать это было приятно. Если бы можно выбирать учителей… Кузнечный цех, конечно, не школа, и Галкин твердо решил, что не позволит помыкать собой всяким занудам.

* * *

В кузнечном горевали по поводу несчастья с кузнецом Мудрых и на новичка поглядывали с осуждением. Галкин прилежно глотал горячий воздух разинутым от любопытства ртом и запивал холодной струей от вентиляторов. В глазах мелькали раскаленные заготовки, земля лихо шла вприсядку, и ноги танцевали сами собой.

— Палкин, иди сюда! — окликнул его мастер Здоровилло, покрывая треск горизонтально-ковочных машин. Казалось, что фамилию он придумал себе сам, об остальном позаботилась природа, проставив печать несокрушимого здоровья на все: от монументальной фигуры, словно шагнувшей с пьедестала в городском парке, до голоса, которым можно плющить железо и выполнять план, не прилагая рук…

— Галкин, — робко втолковывал ему Аркаша, — Галкин…

Мастер поморщился. Ему было не до таких пустяков. Здоровилло торопился так, будто боялся отстать от скорого поезда. Жизнь прибавляла обороты не по его воле. Внедряли подряд, спустили план роботизации и автоматизации. Последнюю мастер усвоил, заев беляшами из цеховой столовки, а первой чуть не подавился. Сели к столу составить документ. Здоровилло налил кефир в отливку…

— Что можешь, Галкин? — фамилия у новичка была несерьезная для кузнеца. Нашли кого прислать?! О чем они там думают… К примеру, что такое робот? Три года назад его пытались приставить к молоту, да хватило всего на неделю. Не выдержал тряски. Требовался наладчик. А где его взять? Поэтому робота задвинули под лестницу. Готовились списать, да теперь не дадут. Спросят, пожалуй. Как и почему? В кузнице привыкли доверять не роботу, а живому кузнецу Медведеву, который гнул пятаки, словно в цирке, а для наладки ему хватало одной бутылки «Столичной».

Чтобы рассеять предубеждение мастера, Галкин горячо заверил:

— Не волнуйтесь, я все могу! На любом месте…

Мастер молча придвинул ему кефир, дескать, пей, набирайся силы. Галкин заглянул в бездонную посудину, но пить не стал.

— Спасибо, я сыт! — кусок не лез в горло, пока не определится и не начнет работу.

Мастер не спешил отвести его к молоту.

— Видишь, деталь на полу? Матрица. Главное оружие труда кузнеца. Давай, пробуй. Поставь ее на стол! Сможешь? А я погляжу и решу, где тебе работать…

Галкин нагнулся и разглядел в тени стола что-то серое, бесформенное, со стальными клыками. Примерился, не зная за что взяться, елозил ногами, пыхтел, но матрицу, похоже, придумали не для него. Тяжко! К тому же железо было пыльное и липкое от застарелой смазки.

— Помыть бы рухлядь, прежде чем человеку подсовывать! — выговорил он Здоровилле, становясь агрессивным от унижения и неудачи.

— Штамп помыть? — такого мастер не слышал. И на рационализацию это не походило.

— Потереть шампунем! — развивал шальную мысль Галкин. На его взгляд, мастера тоже не мешало бы помыть.

— Хватит, — остановил его тот, — шутишь, Галкин? Не пришлось бы плакать.

Он поддел матрицу ногой, та покатилась под стол, словно щенок. Вышли в цех, думая каждый о другом с неприязнью и потому наступая друг дружке на ноги. Прошли молота, пресса, полуавтоматы…

— Подумать надо, пожалуй, — Здоровилло постоял, оглядывая цех и не находя ничего подходящего, завернул в туалет. Галкин оскорбленно стоял под дверью и ждал. Мастер не спешил. Наконец, вышел, вытирая руки. По всему было видно, что думалось ему неплохо, и Галкин повеселел.

— Родителя у тебя по какой части? — спросил Здоровилло. — Интеллигенты, небось?

— Угу, — с гордостью промычал Галкин, стараясь не унизить мастера: наверное, без образования, практик. — Отец в институте лекции читает, а мама в филармонии…