Сорняк

В самом низу горна выложил небольшой «домик» из сухих палок, по бокам, для общей массы, напихал веток кустарника. Затем принялся таскать уголь и выкладывать его послойно с набранным грунтом. Слои делал не такие уж и толстые: угля где-то пять сантиметров, грунта – три. Где-то на метре набранная руда закончилась, а вот угля ещё осталось довольно много. Тогда Миша его собрал в короб и перенёс под навес.

После этого проковырял в сухой глине на горне дырочку, вставил туда костяной кончик меха – обломок полой кости, сужающийся к концу. Сходил к реке, набрал сырой глины и густо замазал верхнюю часть поддувала… Потом подумал и расковырял всё обратно. Если тут всё будет закрыто, то как он этот горн зажжёт? Хотя решение уже знал. Сходил до своей хижины, набрал в маленькую глиняную плошку ещё тлеющих углей из очага и, вернувшись к горну, высыпал их перед поддувалом, палочкой запихивая под сложенные дрова. Вроде бы с приготовлениями всё.

Мишка взялся за мех. С утра он его успел опробовать только пару раз, когда привязывал к нему палки и насаживал костяной носик. Поэтому ещё раз его внимательно осмотрел, качнул пару раз и потом, видя, что вроде как всё в порядке, вставил передний край в наконечник и дал первый качок.

Сначала ничего особенного не происходило: Мишка качал, угольки трещали, но ничего не загоралось. Затем как-то резко разгорелось, огонь прямо вспыхнул: видимо, схватились подсохшие ветки кустарника. Подождав, пока окончательно разгорится, Миша почти полностью заткнул поддувало сырой глиной, а сам принялся равномерно качать воздух. Через некоторое время из горна повалил густой чёрный дым, постепенно делающийся всё светлее и светлее.

Пришёл Хуг. Долго ходил вокруг да около, а потом что-то спросил, указывая на вырывающееся при очередном качке пламя из поддувала. Мишка, которому качать мех уже порядком надоело, смахнул капельку пота с носа – жарко же возле раскаленного горна! – изобразил жест, мол, не понял, и продолжил качать. Хуг ещё постоял немного, поцокал, а потом, поняв, что время для разговора с использованием жестов не самое подходящее, ушёл обратно. Затем пришла ребятня. Эти оставались до самого конца, сновали туда-сюда неподалеку, но на большое расстояние не уходили. С разговорами они к Мишке не лезли, потому как знали, что за такие дела лезущему под руку мальцу может и подзатыльников достаться, что Мишу устраивало.

Мишка вытащил из носика разболтавшийся мех, отложил его в сторону и сам сел на утоптанную глиняную площадку, смахнув со лба пот. Посмотрел на небо – день уже давно перевалил во вторую половину. Это сколько же он возился так? Часов, наверное, пять-шесть, не меньше. Посмотрел на горн. Его стенки раскалились, глина местами потрескалась и выпала, камень пусть и не светился, но пыхало от него жаром – дай бог! Но это все было уже не так важно. Всё, что было внутри горючего – прогорело. Теперь осталось дождаться, пока всё остынет, не спеша выломать снизу глиняную пробку и выковырять оттуда наружу оставшееся содержимое. А пока… Пока надо передохнуть и по возможности перекусить.

Погрозив для профилактики молодёжи кулаком, чтобы к горячему не совалась, Миша поднялся и поспешил к себе в хижину к жене и обеду, точнее – полднику и ужину.

Туя, увидев грязного, провонявшего потом и сажей мужа, молча повела Мишу мыться… А там, пока мытьё, пока всё остальное, только ел Миша уже в темноте, решив разбирать горн уже следующим днём. Жена сидела рядом и привычно что-то щебетала, Миша улыбался и изредка кивал, так они и сидели у своего домашнего очага, а потом там же и уснули, утомленные ласками и укрывшись одеялом из сшитых овечьих шкур.

Как только забрезжил рассвет, Мишка вскочил, полюбовался на спящую ещё Тую, на её раскинутые по мехам светлые волосы, красивое тонкое лицо с чуть приподнятыми скулами. Наскоро надел штаны, натянул Макасино-чулки, куртку и трофейный пояс надевать не стал. Вместо этого накинул меховую жилетку, какую все местные носят на работы, и, выйдя на улицу, припустил к площадке, где соорудил горн. За ночь с ним, разумеется, ничего не произошло, он как стоял на месте, так и стоял, даже не раскололся, как Мишка опасался. С площадкой тоже всё было в полном порядке, если не считать обилия следов детских ног. Мишка усмехнулся: будем надеяться, что никто не обжёгся из-за неуемного любопытства.

Взяв в руки палку, он подошёл к поддувалу и вытащил из него всю глину. Изнутри повеяло теплом и слабым запахом окалины. Налицо помимо воли наползла довольная улыбка. Миша принялся палкой выгребать всё наружу. Вытаскивал довольно долго: содержимого получилось неожиданно много, несмотря на то что большая часть прогорела. И вот уже на солнышке, разглаживая спёкшиеся куски шлака палкой, он, наконец, нашёл то, что искал. Спёкшиеся куски пористого железа, обильно перемешанные со шлаком и ещё чем-то, неправильной, какой-то сюрреалистичной формы… Крица, так его вроде раньше называли.