Сорные травы

Следующие сутки прошли на дежурстве. На легкую смену я и не настраивалась: в последние дни криминальных трупов было столько, что раньше хватило бы на добрый месяц. В прежние времена я чаще всего спокойно отсыпалась в комнатушке дежурного, а нынче даже удивилась, обнаружив, что время подходит к полуночи, а из полиции до сих пор никого. И, ясное дело, тут же зазвонил телефон. Началось.

— Привет! — сказала я, устраиваясь на переднем сиденье ментовского «уазика». — Что там?

— Привет, Маша, — улыбнулся сидевший за рулем оперативник.

— Здравствуйте, — раздалось с заднего сиденья. — Городской парк, труп с топором в черепе.

Следователь прокуратуры? С этим я еще не работала… Новенький? Если попытается, как некоторые, вальяжно развалившись, потребовать «доктор, диктуйте!», — огребет. Я и обычно-то не слишком дружелюбна, а сейчас готова плеваться ядом по любому поводу. А почему он один сзади сидит?

— Костя, а криминалиста своего вы где потеряли? — почти коллега как-никак.

Костя, оперативник, дернул щекой:

— Умер он… в тот день.

— Прости.

— Проехали.

— Хорошо. Готова поспорить, позвонивший смылся. Понятых вы прихватили или будем в ночном парке искать влюбленные парочки?

— Взяли, — отмахнулся Костик, — вон, сзади сидят, голубчики. Так что сразу на место.

«На месте» было темно — хоть глаз выколи. Нет бы тому Раскольникову выбрать аллейку, где освещение нормальное, майся теперь с фонариком. Я присела рядом с раскроенным надвое затылком, из которого торчал топор.

— Костик, свети лучше, ни черта же не видно.

Натянув перчатки, коснулась проекции сонной артерии, теплый еще…

— Вызывай «скорую»!

— Не до шуточек, — буркнул следователь прокуратуры.

— Какие уж тут шуточки? Живой он. — Я выпрямилась. — Можете сами проверить.

— Вы доктор, вам виднее.

В принципе подобное не редкость. Мало у кого хватает духа, наткнувшись на окровавленное тело, убедиться, что помощь действительно не нужна. Но с такой раной и спустя столько времени — живой? Бывает же…

Пока Константин разговаривал со «скорой», следователь принес аптечку. Толку с нее, правду говоря, чуть, да и от меня в такой ситуации — тоже. Разве что топор вынуть, да повязку наложить. Не лить же на мозг йод, право слово.

— Сейчас будут. — Костик выключил телефон. — Давайте пока работать, что ли…

«Скорая» приехала быстро по нынешним временам — всего-то два часа прошло. Как ни странно, неудавшийся труп все еще был жив, когда его грузили в машину.

— Маш, мы закончили, — сказал Константин. — По твоей части — все?

Я кивнула.

— Тогда поехали к следующему. Упал на нож этак раз десять. Участковый говорит, жену мужик поколачивал. Два убийства, и ночь еще не кончилась, что ты будешь делать… — он выругался.

— Время такое нынче, — сказала я, устраиваясь на сиденье.

— Время… как с цепи все сорвались. — Костик сплюнул за окно. — Маш, вот ты как врач можешь мне сказать: что это было? В тот день?

Я вздохнула:

— Спроси что полегче, а? Например, сколько ангелов поместится на острие иглы.

— Эх вы, эскулапы… Гонора много, а как до дела дошло — так и ничего не знаете.

Я пожала плечами:

— Если ты знаешь хоть одну материальную причину смерти, не способную оставить материальных следов, — поделись.

— Слушай, а может, это гены?

— А точнее?

— Ну знаешь, все говорят про генетический мусор… типа, вы, врачи, делаете так, что те, кто раньше бы умер, не оставив потомства, сейчас размножаются. И вот это все копится, копится…

— Генетический груз?

— Ну да. Накопилась критическая масса и потом разом — бах!

— От наследственных заболеваний в один миг не умирают.

— Ну вот смотри… На концах хромосом есть эти, как их… изомеры…

— Теломеры.

— Ну да. И при каждом делении часть их отстригается… а старость наступает, когда эти самые… теломеры становятся слишком короткие и клетки перестают делиться…

— Теорий старения не меньше полудюжины. Как говорил наш препод по общей биологии: если теорий много, значит, никто на самом деле не понимает, что к чему. Теломеры — только одна версия.

— Погоди, не умничай. Может быть что-то такое же, а? Какая-то штука в хромосомах, которая фиксирует количество дефектных генов, и когда накапливается критическая масса — хоп, и все?

Я честно поразмышляла несколько минут.

— Не пойдет. Черт с ними, с теломерами: как ты представляешь себе механизм, который синхронизирует все эти смерти? Одномоментно по всему земному шару.

— А чего бы нет? Я где-то читал, генетически все человечество сводится к четырем линиям — значит, и количество дефектов у всех примерно одинаково.

— Костя, это же не выключатель…

— Ну, биополе какое-нибудь?

— Ты еще торсионные поля вспомни. Заканчивай читать научпоп… — Я помолчала, размышляя. Все равно другие идеи иссякли. — Хорошо, твою генетическую теорию проверить довольно просто: смотрим конкордантность[20] у моно- и дизиготных близнецов…

— Маша, не матерись в приличном обществе. Я тоже могу вспомнить какую-нибудь адъюдикацию[21] и удивиться, что ты простых вещей не знаешь.

Уел, зараза.