Сорные травы

Пацана того я помнила, Ив рассказывал. Приехал в хирургию на «Скорой»: боль в животе, симптомы раздражения брюшины, впрочем, не слишком выраженные. В крови признаки воспаления, ЭКГ на первый взгляд в норме. Ив, тогда ещё молодой дежурный врач, диагностировал воспаление атипично расположенного аппендикса и взял парня на операцию. Пациент умер на столе, аппендикс оказался совершенно интактным, а на вскрытии обнаружился инфаркт задней стенки сердца. Абдоминальная форма, про которую написано во всех учебниках, – и всё равно ошибки случаются слишком часто. Тем более, что мало кто будет думать в сторону инфаркта у семнадцатилетнего парня.

– Я что, в самом деле так сказала?

– Ну да, где тебе упомнить такой пустяк?

И правда – не помню. Кажется, тогда Ив быстро свернул беседу, а ещё через полчаса вспомнил про какие-то забытые дела в отделении и ушёл на работу. Тогда я так ничего и не поняла.

Я шагнула ближе, попыталась обнять.

– Что теперь, всю оставшуюся жизнь поминать будешь?

– Не надо, Маш, – Ив перехватил мои руки. – Хватит. Мне с тобой… нормально, да и нет у меня никого, кроме тебя. Опять же, в люди выйти не стыдно, друзья завидуют… Почему-то все уверены, что ты само совершенство. Уживёмся, как добрые приятели. Но в любовь не играй, ладно? Не позорься.

Лучше бы он ударил. Тогда, несколько лет назад. Я бы просто ушла в один миг, и не было бы так… Да много чего бы не было – ни времени, когда я ещё надеялась понять, что же со мной не так, и можно ли что-то исправить, ни показного сочувствия заклятых подруг – твоего вчера видели с какой-то… Впрочем, это, наверное, было к лучшему – в таких вещах и проверяешь, кто есть кто. Не было бы усталого смирения потом – так смиряются с тем, что невозможно изменить. Вроде земного притяжения: сиганув с крыши, не взлетишь, и едва ли есть смысл об этом сожалеть.

– Какой же ты…

– Сволочь? – поинтересовался он. – Так с кем поведёшься…

И усмехнулся.

И я со всей дури залепила пощёчину по этой ухмыляющейся морде, в которой не осталось ничего от бывшего ещё четверть часа назад родным человека. Послав к чёртовой матери все представления о приличном и не очень, самоконтроле и прочую чушь. То, что копилось годами, наконец, выплеснулось, и мне было наплевать, что сцена выходит совершенно безобразной, что мой лексикон сделает честь прожжённому алкашу из подворотни, и даже то, что когда рано или поздно это закончится, останется только собрать чемоданы и убраться. Если останусь жива, потому что Ив намного сильнее, а не ударить, когда разъярённая мегера метит когтями в глаза, сможет не каждый. Результаты подобных семейных разборок мне доводилось видеть слишком часто – но на это тоже было плевать. Цепная реакция, не остановить, даже зная, что после останется выжженная пустыня.

Муж опомнился, каким-то хитрым приёмчиком вывернул руку так, что я взвыла, и поволок в ванную, матерясь и шипя, когда я умудрялась лягнуть и не промазать. Не слишком мягко сгрузил в ванну. Ледяные струи душа обрушились на голову, ослепляя, заглушая визг. Отчаянно отплевываясь, я какое-то время пыталась отмахиваться и, наконец, замерла, сжавшись в комок.

– Всё? Или добавить?

– Хватит. Холодно…

Поднять глаза было невозможно.

– Я… Я в гостиной переночую. А завтра уйду.

Квартиру мужу оставили родители, так что всё честно.

– И далеко собралась?

– Не знаю.

И правда, не знаю. Какая теперь разница?

– Маруська, ну ты даёшь!

Я всё же заставился себя поднять взгляд. Промокший до нитки Ив прислонился к косяку, разглядывая меня с откровенным любопытством.

– Тебе что, в самом деле на меня не плевать?

– Дурак ты, – всхлипнула я, утыкаясь носом в колени.

– Погоди-ка… Не хочу с твоей макушкой разговаривать.

Ив одни движением вытащил меня из ванной, поставил на ноги. Повторил.

– Ну, ты, блин, даёшь.

Царапина на щеке, под глазом стремительно наливается синяк, порванная футболка. Это что, всё я?

– Могла бы поаккуратней, мне ж теперь перед больными таким фонарём светить.

– Я нечаянно…

Прозвучало невероятно глупо. Отодвинуться бы, но куда отодвинешься в стандартной ванной, только и оставалось стоять, обхватив себя руками и стараясь случайно не коснуться.

– Да уж, я заметил. «Нечаянно». Сочувствую тому маньяку, который решит на тебя покуситься.

– Я… – зубы неуместно клацнули: все же стоять в мокрой одежде не слишком тепло. По спине с волос текла ледяная струя, тело била крупная дрожь. Надо выйти, переодеться, но сдвинуться с места было невозможно: дорогу перегородил Ив, закрыв дверной проём. Выражения его лица я не видела, для этого нужно было поднять глаза, и я упёрлась взглядом в облепленный мокрой футболкой торс. Оставалось сказать только одно. Собраться с духом, сказать, выдержать презрение и насмешку – наверняка муж примет это за попытку что-то вернуть. Да, мы оба хороши, и за то, что он наговорил, расцарапанная морда – не слишком тяжкое наказание. Тем не менее: если я не скажу это сейчас, то окончательно перестану себя уважать. Дело не в том, чтобы что-то вернуть, возвращать следовало много лет назад, пока ещё было не поздно, пока мы не замкнулись каждый в своём коконе.