Сорные травы

— Ну что, двое работают, двое светят, меняемся по часам?

— А как еще? Хорошо, что не зима.

— Это да. Марья, держи фонарик, — скомандовал Вадим. — Поехали.

Мы сменились. Потом еще раз. И еще.

— Не успеем, — сказал Вадим, выбравшись из уже готовой ямы. — Полночь, два часа на одну могилу, а еще хорошо бы поспать перед рабочим днем часа три хотя б.

— Сегодня две и завтра две, — предложила я, протягивая ему пачку влажных салфеток.

— Да. По-другому не выйдет. Тогда завтра вы, — кивок в сторону коллег, устроившихся у подножья свежего холма, — своих забираете и хороните, чтобы на работу смогли послезавтра спокойно выйти. А вечером снова сюда вчетвером приедем. Для шефа и Машиной подруги выкопаем.

— Для внучки шефа и сына моей подруги, — поправила я, роясь в пакете с едой. Я не суеверна, и все же в таких вещах лучше выражаться точно.

— Да, нехорошо оговорился, — согласился Вадим.

По копченому окорочку и литру колы на нос. О еде вспомнили уже на окраине города, пришлось покупать то, что нашлось в круглосуточном магазинчике, — не требующее даже минимальной готовки, плюс источник кофеина с глюкозой. Без кофеина нынче никак. О том, что неплохо бы прихватить нитяные перчатки, не вспомнили вообще, руки сотрем, как пить дать. Нескольких полосок бактерицидного пластыря из моей сумочки на всех не хватит. Еда — черт с ней, но перчатки завтра надо раздобыть. Михалыча, что ли, спросить — у него, как в Греции, все есть.

— По домам развезешь или снова ночевать на работе будем? — спросила я у Вадима.

— По домам, наверное. Дороги пустые, за полчаса вас раскидаю. В своей постели все же удобней, чем на парте.

Это точно. Интересно, дома есть что-то съедобное? Ив, кажется, по телефону говорил, что собирается сегодня дома ночевать. Значит, борщ доест, а не доест — завтра выливать придется. Макароны вроде оставались и крупы… ладно, утром разберусь.

— Хорошего помаленьку, — я поднялась, подхватывая лопату. — Раньше сядем — раньше выйдем. Вадим, свети.

Ива дома не оказалось. Господи, они там друг у друга на головах, что ли, спят? В ординаторской — один диванчик, а палаты переполнены. Или по расписанию? Сил добраться до душа еще хватило. На то, чтобы проверить, есть ли что съедобное на завтра, — уже нет. Ну и черт с ним. Утро вечера мудренее.

Может, оно и в самом деле мудренее, когда выспишься по-человечески. А после трех часов сна — едва ли. Я всегда искренне завидовала людям, которые способны месяцами спать по четыре-пять часов и при этом не выглядят как зомби. Хорошо хоть, холодильник работает, как положено: несчастный борщ есть еще можно. Я уже традиционно прошла пешком половину дороги, традиционно же пробежалась за автобусом — зато проснулась и на работе появилась более или менее похожей на человека.

У входа стояли пикетчики с плакатами, вот людям не спится. Завидев, как я подхожу к воротам, оживились, подняли раскрашенные простыни повыше и даже попытались что-то скандировать. Вышло не очень, пионерские речовки и то слаженней. Я открыла кодовый замок, показала им средний палец — не надо бы, но настроение ни к черту. Калитка хлопнула за спиной, отгородив меня от справедливого возмущения общественности. Как все-таки хорошо, что я не работаю с людьми.

— Вадим, доброе утро, — сказала я, выходя из раздевалки. — Не знаешь, давно эти ненормальные стоят?

— Шеф умер.

— Не смешно.

— Шеф умер, — повторил Вадим. — Ночью. Я, когда вас развез, решил домой не ехать, чтобы мать лишний раз мозги не компостировала. Поднялся на кафедру, у шефа свет горел, думаю, дай зайду. А он лицом на столе лежит. Окоченевший. Трупные пятна в состоянии гипостаза.

— Три-четыре часа, значит, — машинально откликнулась я. — Впрочем, надо температуру смотреть… Что ж он никого не позвал?

— Четыре часа, если быть точным. Кто теперь скажет, чего он не позвал… Были в это время наши, но внизу. Может, не докричался. На вскрытии — острый инфаркт миокарда, признаки кардиогенного шока.

— Кто исследовал? — поинтересовалась я. — Со стороны, что ли, пригласил?

— Я и исследовал.

— Я бы не смогла.

— Эх, Машка… Зеленая ты еще совсем, оказывается. То, что на столе, — это уже просто биологический объект.

Как говорит… говорил шеф, всему есть предел. Я не стану вскрывать человека, с которым проработала столько лет и который был скорее другом, нежели начальником. Точно так же, как ни один хирург не возьмется оперировать друга или родственника, если речь не идет о чем-то сложнее панариция. Хотя лично мне наплевать, что станет с моим телом после того, как умру, — а все равно не буду.

— Жене его позвонил, сказал, — продолжал Вадим. — Договорились, что завтра его вместе с внучкой отсюда заберем, чтобы домой не отдавать. И в одну могилу. Разрешение пробью… я ж теперь вроде как и.о.

— Понятно.

— Кстати, у него на сердце один рубец уже был.

— Ничего себе…

— Я тоже не знал. Такие вот дела.

— Со всем остальным как?

— Все так же. Везут. Договоренности на вечер в силе, как и все остальное.