Сорок 2 дня

— Ах, неподражаемый Билл, — говорит он, поднимая глаза и его горячий взор, полностью заменяется безжалостной маской. — Почему она не с тобой?

— Она подумала, что ее татуировки могут заставить отказать в кредите.

Он ухмыляется одним уголком губ.

— Вы, девочки, уже все предусмотрели, не так ли? — говорит он, но я сразу замечаю, что его взгляд становиться более мягким при упоминании Билли. От этого мое сердце сжимается, потому что я бы очень желала, чтобы при упоминании моего имени его лицо смягчалось бы также.

— Это напомнило мне твою маму. Как она?

У меня останавливается дыхание и не хватает воздуха.

— Она умерла.

Он замолкает, его глаза сужаются.

— Я думал, что лечение помогло.

Я проглатываю камень, застрявший в горле.

— Лечение подействовало, — слова застревают у меня в горле. — Автомобиль. Сбита машиной, водитель убежал.

Его глаза вспыхивают. На мгновение я вспоминаю прошлое. Мы все сидим за обеденным столом в доме у моей матери. Свежие цветы на столе, и наши тарелки полны персидской еды, курица с фруктами и рисом. Мой рот полон продымлённой на вкус острой приправы. Блейк очарователен и мама смеется. Ее смех заполняет комнату и мое сердце. Редко я слышала ее смех в своей жизни, особенно последнее время, и не понимала, как была счастлива тогда.

— Я сожалею. Мне жаль это слышать, Лана.

Его сожаление — это моя погибель. Воспоминания пропадают. Я неистово моргаю, потому что не за что не собираюсь плакать перед ним. Я чувствую волну горя, накатывающую на меня. Я так ни разу и не плакала после ее кончины. Ох, черт. Не сейчас... пожалуйста. Внезапно я встаю, он тут же подымается. Я останавливаю его рукой, предупреждая, не подходить ближе, и бегу к двери. Мне срочно нужно выйти на улицу. Моя единственная мысль, которая проноситься у меня в голове, бежать. Не позволить ему видеть меня сломленной, но он уже рядом со мной и хватает за руку. Я пытаюсь изо всех сил отцепиться от него и уйти, но у него железная хватка. Он не понимает, почему я так внезапно готова впасть в ужасную истерику.

— Там есть мой личный туалет, — говорит он тихо, и, открыв дверь, ведет по коридору, и не смотря на меня, и я благодарна ему за это. Горячие, неконтролируемые слезы струятся по моим щекам. Я еще ни разу не плакала, с тех пор, как умерла моя мать, целых три месяца я не могла плакать. Слишком много предстояло всего сделать, но теперь молчаливые слезы текут бесконтрольно, и подкатывают сильные рыдания. Я чувствую, как они сжимают мои внутренности, которые готовы содрогаются от них и готовы лопнуть.

Он придерживает дверь туалета, и я спешно вхожу, дверь закрывается. Внутри белые кафельные стены и перегородки сделаны из фанеры. Уродливое место, но оно идеально подходит для оплакивания. Я хватаюсь за керамическую раковину, закрываю кулаком рот, скрючиваюсь в три погибели, ожидая громких звуков рыданий. Они не разочаровывают в своей силе и ярости, длятся долго, тяжело. Выплескиваясь в полное сожаление, обвинения и вину. Я так долго считала, что моя мать умрет от рака, год за годом, наблюдая за ее страданиями, и до сих пор не в состоянии отпустить ее в мир, и затем, когда она стала снова такой яркой и полной жизни, и, когда я меньше всего ожидала, она ушла. Просто так, без предупреждения. И у меня даже не было шанса попрощаться с ней. В конце концов, она была просто безжалостно вырвана у меня, из моей жизни. Я не знаю, как долго я стою здесь, но я хороню свою мать здесь, оплакивая ее, в одиночестве, в этом воняющим промышленным отбеливателем туалете.

Наконец, полностью опустошенная я опираюсь на раковину и смотрюсь в зеркало. Ну, и видок у меня. Я ужасно выгляжу, нос распухший и красный, как будто его ударили, мокрое отечное лицо, глаза и губы не лучше. Я выпрямляюсь, застегиваю блузку до шеи. Я знаю, что это трусость, но в этот момент я решаю удрать. Просто пройти по коридору и выйти на улицу. Хотя у банка есть мой адрес, и он найдет меня, но это будет потом, когда я уже буду другой. Когда я соберу себя по кусочкам и воздвигну по новой стены своей крепости. Тогда я буду уже сильной. Он не сможет причинить мне боль. Но потом я вспоминаю, что дома меня ждет Билли.

— Ну, ты сделала это? — спросит она.

Я закрываю глаза. Я не собираюсь позволить ей пасть еще ниже. Я собираюсь сказать: «Да, я получила его.»

Я тяну на себя дверь, он стоит в коридоре, уставившись в пол, его руки убраны глубоко в карманы брюк.

Его вид, прислонившийся к стене, напоминает мне первый раз, когда мы встретились. Как я составляла план действий в туалете и вышла, чтобы найти его, ожидающего меня. Он подымает глаза, все еще продолжая хмуриться. Дверь закрывается за мной, и он делает шаг ко мне. В тот раз я была около шести дюймов на каблуках почти на уровне его глаз, теперь же я достаю только до его смуглого горла.

— Ты в порядке?

Я киваю.

— Том отвезет тебя домой.

Я поднимаю глаза. Они странные, в них отражается какое-то чувство, но я не в состоянии понять.

— Нет, — говорю я. Мой голос, как ни странно, звучит твердо, я даже не думала, что он может быть таким. — Давай закончим это кредитное дело.