Читаем Сорок дней, сорок ночей(Повесть) полностью

Сорок дней, сорок ночей(Повесть)

Повесть «Сорок дней, сорок ночей» обращена к драматическому эпизоду Великой Отечественной войны — к событиям на Эльтигене в ноябре и декабре 1943 года. Автор повести, врач по профессии, был участником эльтигенского десанта. Писателю удалось создать правдивые, запоминающиеся образы защитников Родины. Книга учит мужеству, прославляет патриотизм советских воинов, показывает героический и гуманный труд наших военных медиков.

Анатолий Игнатьевич Никаноркин

Проза о войне / Военная проза18+
<p>Анатолий Никаноркин</p><p>СОРОК ДНЕЙ, СОРОК НОЧЕЙ</p><p>Повесть</p><p><image l:href="#i_001.jpg"/></p><p><image l:href="#i_002.jpg"/></p><p><emphasis>От автора</emphasis></p>

Шумит бурный Керченский пролив, шумит. Осенние штормы напоминают о десантных ночах.

Я был в одном из самых дерзких десантов на «Огненную землю» под Керчью в 1943 году.

Попал я туда, как говорится, с корабля на бал, вернее, с бала на корабль. Только закончил мединститут и, необстрелянный, из далекого тыла, — прямо в огонь.

Сорок дней и сорок ночей в условиях полной блокады стояли десантники насмерть. А потом совершили почти невозможное — прорвав окружение, прошли по вражеским тылам и заняли ключевую высоту над Керчью — Митридат.

Эта книга — не хроника эльтигенского десанта. Я написал только то, что сам видел и пережил. Поле моего зрения часто ограничено операционной медсанбата. Во всем рассказанном нет уклонений от правды, хотя названия воинских частей, имена героев изменены.

Повесть посвящаю моим боевым товарищам.

<p><image l:href="#i_003.jpg"/></p><p>ГЛАВА I</p>

Шел я с направлением в полк, но так и не дошел.

Что случилось с этим врачом полковым, которого я должен был заменить, не знаю. Выздоровел, что ли? Когда явился я к начальству, разговор получился неожиданный. Начсандив, молодой, здоровенный, крест-накрест перепоясанный хрустящими ремнями, протрубил:

— Останетесь в медсанбате.

Что же! Прекрасно. Этого я и хотел. Может быть, профессор Тарковский, случайно узнав о моем переводе в полк, подсказал: мол, лучше молодого специалиста использовать как хирурга. Если так, молодец старик!

Все-таки сколько добрых людей на свете!

Когда я уходил из полевого госпиталя, доктор Горев подарил «Севастопольские письма» Пирогова и открытку с клодтовскими конями и на ней в углу надписал: «Приедете — повожу по Ленинграду».

А шофер Лысый сам предложил обменяться обувью. «Разве врачу в полк можно так заявиться — авторитету не будет».

Теперь вместо ботинок и голубых обмоток у меня брезентовые сапоги.

Нет, на этот раз мне поразительно везет. Вышел от начсандива — вижу, во дворе знакомая плотная фигура, багровое лицо майора Квашина. Я с ним немного работал в Геленджике. Он меня тоже узнал.

— Никитин, что ты здесь делаешь?

— Ординатором направили. А вы?

— Ведущий хирург.

Обрадовался — какая красота! И Квашин, по-моему, обрадовался, хлопнул меня по спине:

— Отлично, земляк… Будем вместе трудиться… Раненых, правда, пока нет…

Встал я чуть свет. Разбудила крыса. Прыгнула прямо на голову — благо был укрыт плащ-палаткой. Вскочил, увидел, как она метнулась в угол, вильнув голым хвостом. Соседа моего, лейтенанта Игоря Конохова, не было. За стеной еще похрапывали.

Вышел из хибарки. Игорь, долговязый, с косыми бачками, в брюках, без рубашки, делал зарядку, приседал, хлопая себя по ребрам.

— Чего так рано, доктор? — весело обратился он ко мне.

— Крыса…

— Их здесь до черта… Людей совсем не боятся.

Прохладно. На крышах и на траве сверкает роса.

Вчера я не успел рассмотреть место, где мы находимся. Вот она кругом, таманская степь, пепельно-холмистая. Вытянутые овечьи кошары-загоны. Под соломой низенькие мазанки. Лиман белеет. В чистом голубовато-сквозном небе пролетают косяки птиц.

Игорь кончил зарядку, подходит ко мне.

— Вот я строен и высок, так как пью томатный сок! — шутит он. — Помнишь, Никитин, до войны «Огонек» рекламировал соки?..

Во дворе появляются девчата — идут умываться к колодцу. Одна большая, пышногрудая, косы тяжелые распущены, вторая — ни рыба ни мясо, никакая, а третья — глаз не оторвешь, смуглая, вразмах брови дразнящие и ямочка на подбородке.

— Физкультпривет! — Игорь машет им рукой.

— Привет, если не шутишь, — за всех отвечает третья.

— Вот та, с косами, — поясняет Игорь, — операционная сестра Ксения, в синих галифе капитан — врач Копылова, «цыганочка» Чувела — замполит.

Дымит походная кухня. Повар открывает котел, аппетитно запахло гуляшом. У сарая, поджав под себя ноги, черный, как жук, сидит санитар-азербайджанец и тюкает молотком: исправляет носилки.

— Ахад, как жизнь молодая?! — кричит Игорь.

— Нишиво, — отвечает санитар. — Починка мало-мало…

Посреди двора — двухмачтовая палатка со вставными окнами из плексигласа — наша операционная. Новенькое оборудование получили. Хирургические столы — прима.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне