Сорок из Северного Далласа

— Нам предстоит самый важный матч в судьбе нашей команды, и подобные разговоры… — Он положил листок рядом и наклонился вперед. — Ребята, вы знаете, что политика меня не интересует. Когда у меня возникают вопросы, я нахожу ответ на них в Священном писании, но я озабочен, так же как и все вы, трудностями, переживаемыми нашей великой нацией. Наркотики, вседозволенность, отсутствие уважения, насилие. Некоторые считают, что это — коммунистический заговор. Я, может быть, и не согласен с такой точкой зрения, но когда я вижу подобное у нас в клубе… — Б. А. окинул взглядом присутствующих. — Как бы то ни было, этому не место у нас. Мы — команда, и тот, который сделал это, — он поднял мятый листок высоко над головой, — должен найти в себе мужество встать и извиниться перед командой. — Лицо Б. А. оставалось спокойным; его невидящие глаза обежали зал, искусно избегая места, где сидел я.

— Б. А., — начал я. Бесстрастное лицо повернулось в мою сторону, и его водянистые голубые глаза внезапно ожили. Б. А. кивнул и повернулся к аудитории, как бы приглашая всех участвовать в зрелище моего унижения. Это должно было стать мероприятием, направленным на укрепление дисциплины в команде.

— Б. А., я не знаю, что произошло. Я хочу сказать, что я прочитал это. — Я замолчал, не зная, что дальше сорвется с моего языка. — Я признаю, что я прочитал это…

— Ты уже сказал это один раз, — прервал меня тренер.

— Раздался нервный смех.

— Я хочу сказать, — продолжал я, не в силах остановиться, — что, может быть, это не так уж и плохо…

— Не вам судить, мистер, что здесь хорошо и что плохо, — снова прервал меня Б. А.

— Извините, я хотел сказать совсем другое, — сказал я, подавляя улыбку, так как мне в голову пришло идеальное решение проблемы. — Когда мы с Сэтом пришли утром сюда, листок уже висел на доске. Не представляю себе, кто мог сделать это. А ты, Сэт?

Максвелл кашлянул и покачал головой, не отрывая глаз от пола.

На лбу Б. А. появились морщины. Он чувствовал, что его план провалился. Б. А. попытался обнаружить сговор между мной и Сэтом, но это было безнадежно. Хорошей стороной тупого равнодушия Б. А. к окружающим его людям было то, что ему можно было беззастенчиво лгать, и он ничего не замечал. Единственное, что ему было нужно от футболистов, игравших в его команде, — это проценты и статистические данные, касающиеся роста, веса и психологических тестов.

Как только я упомянул Максвелла, дисциплинарное мероприятие столкнулось с трудностями. Единственным человеком в команде, которого Б. А. старался понять и в котором нуждался, был его трехчетвертной. Оба они хотели от футбола одного — власти и успеха. Для достижения этих целей оба они манипулировали командой, только пользуясь разными методами. Обоим был нужен успех команды, дававший им право на личный триумф. И хотя они были, в конце концов, соперниками в борьбе за окончательную власть и контроль над командой, они были союзниками, борющимися против меня и других игроков. Они были участниками одного заговора, и Б. А. понимал, что Максвелл не позволит ни мне, ни кому-то другому подорвать мощь команды, в которой оба нуждались. Так что я знал, что, упомянув Максвелла, освобождаю себя ото всех подозрений.

Я обернулся и улыбнулся Джонсону. Он взглянул на меня с ненавистью и вышел из зала, хлопнув дверью. Б. А. посмотрел в спину уходящему тренеру защитной линии и продолжил.

— Я созвал это собрание, — сказал он, комкая листок, — не для того, чтобы искать виновного. Если никто не хочет ничего сказать, будем считать вопрос закрытым.

Меня охватило чувство облегчения. У меня дрожали ноги, но я был опьянен победой.

— О’кей, — сказал Б. А. — Перерыв на пять минут.

Господи, что это за способ зарабатывать на жизнь?

Алан Кларидж выскочил из зала, спеша к телефону. Кто-то успел рассказать ему о письме, посланном его матерью. Томас Ричардсон благодарно улыбнулся мне, а Энди Кроуфорд жестом показал, что хочет встретиться со мной в раздевалке. Вместе с Делмой Хадлом, Артом Хартманом и Максвеллом мы собрались около комнаты ответственного за снаряжение. Рядом лежала гора мячей, на которых нужно было расписаться. Максвелл взял мяч и фломастер и принялся за работу. Нам нужно было поставить автографы на пятидесяти мячах в неделю, и мы получали десять центов за автограф. Клуб продавал мячи с нашими автографами мужским клубам, больницам и детским домам по цене от двадцати пяти до пятидесяти долларов за штуку. Каждый мяч стоил клубу около шести долларов, включая автографы. Я взял фломастер и начал зарабатывать деньги.

— Полиция или еще кто-то поднял Б. А. прошлой ночью с постели, — сказал Кларидж. — Он позвонил нам сегодня утром в ярости. Обошлось без штрафа, будет оплачен только причиненный ущерб.

— Ты уехал вчера с девушкой Бодроу? — спросил Кроуфорд.

— Угу, — буркнул я, не обращая внимания на вопрос и продолжая расписываться.

— Бодроу был очень расстроен, — пояснил Кроуфорд, — плакал и кричал, что ты предал его.

— Я предал его? Да я почти не знаю этого говнюка.

— Ну зачем ты так, — сказал Кроуфорд, — не надо. Он хороший парень.