Сорок монет

Огромный пятнистый пёс дремал, пристроив голову на пороге. Заслышав шаги, он нехотя зарычал, но, видно, узнав знакомого, тотчас смолк, поднялся и, виляя хвостом, посторонился, уступая дорогу гостю.

— Такие вот собаки поумнее, пожалуй, иных людей, — проворчал Тойли Мерген и, взойдя на веранду, постучал в дверь.

Никто не откликнулся.

Тойли Мерген подождал немного и только собрался было ещё разок постучаться, как в первой комнате загорелся свет.

— Кто там?

— Я! Твой бригадир.

— Вы, Тойли-ага? Сейчас открою.

— Или тебя враги одолевают, что ты с раннего вечера двери запираешь? — пошутил Тойли Мерген.

— Ай, Тойли-ага. Привычка у меня такая! И собаку вроде нет нужды держать, а держу, — уже открыв дверь, проговорил Нобат и вышел на веранду.

Плотный, смуглый, этакий крепыш в трусах, предстал перед Тойли Мергеном.

Он осмотрел парня с ног до головы и, улыбнувшись, спросил:

— Уже улёгся? А ведь ещё и десяти нет.

— Чтобы встать пораньше, надо и лечь пораньше.

— Сам ложишься или укладывают?

Нобат засмеялся:

— И так бывает.

— Шутки шутками, Нобат, а есть у меня к тебе и дело. Кроме тебя, никого попросить не могу.

— Если у вас дело ко мне, считайте, что оно уже сделано, Тойли-ага.

— К пяти часам сюда подойдут две машины. Не посчитай за труд, поезжай в город к Аману. Забери все его вещи, решительно все. Ключи от дома на обратном пути завезёшь в горсовет, отдашь секретарю. Он знает.

— И самого привезти? — Увидев, что бригадир молчит, Нобат продолжил:.— Одна из наших хлопкоуборочных машин простаивает без водителя. Если бы за руль сел Аман, дела наши с хлопком сильно бы подвинулись.

— Об этом ты с ним поговори, Нобат, — печально сказал Тойли Мерген. — Отца он не послушался. Может быть, послушается товарища.

— Не знаю, правда или нет, но говорят, будто Аман в ресторане работает? Что же это такое?

— И говорить об этом не хочу! — Тойли Мерген махнул рукой. — Пока что привези его пожитки, а дальше видно будет.

— Хорошо, Тойли-ага. Будет сделано.

— Эх, были бы все такие, как ты, — проговорил Тойли Мерген и ласково похлопал Нобата, по голому плечу. — Как бы трудно тебе ни было, ты никогда не падаешь духом.

— Не особенно-то хвалите меня, Тойли-ага. Был бы я таким, как вы говорите, наша бригада не плелась бы в хвосте.

— Говорю, как есть. Не ты виноват, что бригада отстаёт. Тут другие причины. Ладно, Нобат, не будем сейчас об этом. Мы ещё с тобой покажем, на что мы способны. Ну, я пошёл. Вот побеспокоил тебя… Иди, отдыхай. Завтра рано вставать.

— Да если надо, я могу и не ложиться. Зайдите, Тойли-ага, чаю попьём.

— Не сегодня, Нобат. Вот когда наладятся наши дела, мы с тобой сядем и выпьем, — с улыбкой сказал Тойли Мерген. — И потом, как бы твоя молодуха не заскучала без тебя. Доброй ночи!

— До чего же хороший человек! — глядя на удалявшегося Тойли Мергена, произнёс Нобат.

Аман не послушался отца и смело, если не дерзко, разговаривал с ним. Однако, когда тот ушёл, парню стало не по себе.

«Может быть, я не прав? Может быть, прав отец? — размышлял он, не находя себе места в своём просторном доме. — Нет, нрав я. Отец не понимает, что сам он теперь никому не нужен. Иначе кто бы посмел послать его в ателье, кто бы посмел сделать бригадиром? А он на всё идёт, не понимает, что только позорит себя. Но ведь объяснить ему ничего нельзя. И это больше всего меня тревожит. Что же делать? Так вот сидеть и бормотать себе под нос? Пожалуй, лучше всего в таком состоянии выпить».

Придя к такому решению, Аман выпил стопку, но опять затосковал и отправился в ресторан. Вернулся он ночью. Покачиваясь, подошёл к дивану и улёгся не раздеваясь.

Аман сладко похрапывал, когда в дверь постучали. Раз, другой. Ах, как ему не хотелось вставать! Но в дверь уже не стучали, а барабанили. Он нехотя поднял голову.

Неужели отец? Нет, отец теперь не придёт. Обиделся.

Аман включил свет и посмотрел на часы. Кто же это в такую рань осмеливается беспокоить человека?

Всунув ноги в туфли и держась за голову, он подошёл к дверям:

— Кто там?

— Я, Нобат.

Аман открыл дверь, потянулся, зевнул и только тогда спросил:

— Ты что так рано пожаловал, видно, не спится с молодой женой?

Кинув взгляд на недопитую бутылку коньяка, Нобат ответил с улыбкой:

— Соскучился, давно тебя не видел, дай, думаю, узнаю, как он там в городе живёт.

— А попозже нельзя было?

— Попозже никак нельзя, надо собирать хлопок.

— Да, вы народ занятой.

— А что же ты думал?

— Я не шучу. Хорошо сделал, что приехал! Последнее время в этот дом что-то не часто приезжают гости. Проходи, садись. Хлопнем по маленькой. Славный коньячок!

— Кто это пьёт в такую рань?

— Кто хочет, тот и пьёт! — сказал Аман, потирая лоб. — Я лично, если не опохмелюсь, и на ногах держаться не смогу. Голова разламывается.

— Отчего она у тебя разламывается? Много думаешь?

— От того, что пил весь вечер.

— Значит, веселимся!

— Это ты, наверно, веселишься. А мне не до веселья, — ответил Аман, нарезая колбасу. — Настроение у меня в последнее время прескверное. Если бы ты только знал, как я зол.

— На кого? На себя?

Аман с удивлением уставился на Нобата:

— Вы что, сговорились всё, что ли?