– Вы ведь, возвращаясь домой, приветствуете домашних, – сказал я. – Если мяса переешь, то и помереть недолго.
Они презрительно посмотрели на меня, потом дружно расхохотались, а когда отсмеялись, один из них, похоже, выражая общее мнение, заявил:
– Ничего страшного, малец, наша жизнь ничего не стоит.
А ещё один добавил:
– Хоть и помрёшь, зато с полным животом мяса!
Хлопушка тридцать шестая
Огромное тело сына Старшóго Ланя возлежало на ложе для покойника, окружённое охапками живых цветов. Он в буквальном смысле слова возлежал среди цветов. Под звуки негромкой, исполненной горечи траурной музыки несколько десятков людей в чёрном обходили ложе по кругу. Старшóй Лань стоял в изголовье сына и, нагнувшись, пристально вглядывался в его лицо. Потом выпрямился, вскинул голову, и на его лице появилась улыбка.
– Мой сын, – начал он, обращаясь к собравшимся, – с рождения до сего дня в золоте ходил. Он ничуть не страдал и горя не знал. И других желаний у него не было, кроме как поесть мяса. Все его желания исполнялись. – Он посмотрел на живот сына, высоко вздымающийся, как небольшая гора, и продолжал: – Он умер в сладком сне, поев мяса, и не испытал никаких мучений. Жизнь моего сына была счастливой. Как отец этого ребёнка, я сделал всё, чтобы выполнить свой долг. Ещё большее удовлетворение я испытываю от того, что сын умер у меня на глазах и я смог должным образом устроить его похоронный обряд. Если существует загробный мир и мой сын туда попадёт, у него тоже всего будет в избытке. После его смерти я ничуть не беспокоился. Сегодня вечером я хочу устроить в особняке обильное угощение, все приглашаются в самых красивых нарядах, приводите с собой самых красивых женщин испить у меня лучших вин и отведать самых изысканных блюд. Среди великолепия большого зала особняка, в смешении ароматов самых разных знаменитых кушаний Старшóй Лань поднимет полный бокал первоклассного коньяка, который будет плескаться, сияя янтарным блеском, и скажет: «Выпьем за то, что мой сын полностью насладился богатством и положением в этом мире и безболезненно скончался!»
Старшóй Лань говорил громко и отчётливо. С виду он ничуть не страдал. Он и впрямь ничуть не страдал.
Я и ещё три человека состязались в поедании мяса на пустыре перед кухней мясокомбината.
В последующие годы я часто вспоминал это событие. И каждый раз вспоминая о нём, настолько погружался в прошлое, что мог забывать о том, что делал и о чём думал, душой и телом возвращаясь в те дни.