Прочитав эти строки в очерке «Возвращение», я понял, что пережил в октябрьские дни сорок первого года Василий Семенович. Встретился я с Гроссманом после Курской битвы через год, уже на фронте, и в нашей беседе, о которой еще расскажу, как бы оправдываясь, напомнил ему о том эпизоде. Он улыбнулся и сказал вполне искренне:
— Обиды у меня не было, — а потом и добавил: — Некогда было обижаться…
Гроссман приехал в Орел 5-го днем. Он рассказывает все, что предстало его глазам. Утром по главной улице прошли воины 380-й стрелковой дивизии, получившей всего лишь несколько часов тому назад звание Орловской. Впереди — знамя полка майора Плотникова. Сурово выглядит этот первый парад в дыму пожарищ, в пыли взрывов, в высоком тумане, застилавшем небо над разрушенными кварталами города.
Встречи. Цветы. «Откуда, — замечает писатель, — появилось столько цветов в эти минуты — ведь так суров был город в час окончания боя! Казалось, вдруг расцвели они среди изуродованных немцами улиц и дворов — и дети, женщины бросали цветы к ногам шагавших красноармейцев, кричали, аплодировали, плакали…»
И вновь в заключение Гроссман возвращается к тем горьким дням падения Орла: «Эта сегодняшняя встреча и то горькое расставание в октябрьское утро 1941 года — едины, связаны между собой. Это проявление великой верной любви народа. О на сильней всего на свете. Сильней смерти».
Эти радостные часы освобождения, встреч не могли заслонить горе и печаль, без которых не бывает ни одной победы. В гот же день в семнадцать часов на площади Первого мая правильными треугольниками выстроены войска. За ними теснятся горожане. Посредине площади — глубокая братская могила. Медленно колышутся, как бы плывут над толпой гробы с телами павших танкистов. Мужчины, женщины, дети осыпают цветами дорогие останки. Смолкает траурный марш. И сразу становятся слышны сдержанные рыдания. Народ оплакивает своих верных сынов-освободителей. К народу обращается командир полка Шульгин. Он называет имена погибших танкистов под Орлом. Их тела опускают в могилу. Гремит троекратный залп. Ему вторит отдаленный гул артиллерийской канонады на западе. Там идет бой. Над площадью вырастает холм. На нем устанавливают временный памятник…
Еще перед началом Курской битвы мы собрали «поэтическую рать» и сказали, чтобы она была наготове. Когда началось сражение на Курской дуге, одни за другими стали появляться стихи. В день освобождения Орла Семен Кирсанов откликнулся стихотворением «Орлятам»:
…………………………
Постарался для сегодняшнего номера Борис Ефимов, напечатав выразительную карикатуру.
Рядом с красным стягом стоит красноармеец с улыбчивым лицом. В руках у него винтовка со штыком. Штык пронзил хищную птицу. В когтях у птицы фашистский знак. На голове фуражка с эмблемой гитлеровца. Клюв разинут от страха. Это — орел… И надпись над карикатурой: «Немецкий «орел» в русском Орле».
А что происходит у немцев, в Германии, в гитлеровской ставке? Об этом рассказывает Илья Эренбург в статье «Август», приводя множество документов и, конечно, зло и метко их комментируя.
Наиболее интересными являются выдержки из немецких радиоперехватов:
«Битва под Орлом не имеет себе равной» (радио — Бреславль, 6 августа).
«Никакой битвы под Орлом не было» (радио — Берлин, 6 августа).
«Захват Орла является крупнейшим поражением русских» (радио — Берлин, 6 августа).
Этим разноречивым сообщениям немецкой пропаганды писатель находит точное сравнение: «Предоставим фрицам разбираться в этих комментариях. Они напоминают шотландский душ: кипяток и ледяная вода вперемешку».
Не меньшая кутерьма в высших военных эшелонах:
«Немецкое командование всячески пытается утешить фрицев, огорченных потерей Орла. Еще 30 июля «Берлинер берзенцайтунг» писала, что Орел — неприступен и что «русские будут перед ним топтаться». А теперь немецкие газеты уверяют олухов, что «Орел никого не интересует». Читая немецкие комментарии, можно подумать, что Орел крохотная деревушка, куда случайно забрели три или четыре фрица. Немцы молчат о том, что Гитлер до недавнего времени считал Орел «неприступной твердыней», что до 3 августа немецкие сводки говорили о «безрезультатных атаках русских».
Если немцы уже оплакали Орел, то они упорно скрывают потерю Белгорода. Немецкие сообщения гласят: «В районе Белгорода мы успешно отбиваем атаки русских». А между тем над Белгородом уже четвертый день развевается советское знамя. Из Белгорода началось наше наступление на харьковском направлении. Об этом наступлении немцы молчат. «Их молчание, — пишет Эренбург, — хороший признак: мы ударили по больному месту».