Отсюда до городка Шлиссельбурга рукой подать. На улицах только что отбитого Шлиссельбурга искалеченные машины, разбитые пушки и еще не убранные, задубевшие на тридцатиградусном морозе трупы врагов. Ведут пленных немцев, выловленных в подвалах, на чердаках домов и в блиндажах. Головы в женских платках, поверх шинелей — одеяла, на иных огромного размера соломенные боты (солдатский юмор окрестил их «эрзац-валенками»). Вот унтер-офицер, черный, словно его вытащили из печной трубы, на одной ноге у него сапог, на другой — «эрзац-валенок». Какой-то красноармеец нашел пару таких «валенок», нацепил на свои сапоги и, вытанцовывая, демонстрировал их перед смеявшимися до упаду своими товарищами.
КП полка. На лицах наших солдат и офицеров еще не остыл азарт боя; усталые, но радостные, с улыбкой встречают они Тихонова как старого знакомого; он в этом полку не раз бывал. Командир полка рассказал, как шел бой. «Орешек» был крепкий. Овладев шестнадцать месяцев назад Шлиссельбургом, немцы считали, что они заперли восточные ворота Ленинграда на крепкий замок и ключ от него держат в своем кармане. Отсюда они обстреливали «Дорогу жизни», здесь ждали капитуляции города, а теперь, понимая, что значит для них потеря Шлиссельбурга, отчаянно сопротивлялись. Бой за город длился несколько дней. И ныне в бессильной ярости тяжелая немецкая артиллерия бросает сюда в отместку одиночные снаряды. Впрочем, наши бойцы относятся к этому как-то хладнокровно.
А затем мы узнали о жизни города в оккупации. Много трагических дней пережил он. Сотни жителей немцы угнали в Германию. Многие замучены и убиты в застенках гестапо. Оставшихся в живых ежедневно угоняли на строительство дзотов, блиндажей, укреплений, дорог. Невдалеке мы наткнулись на огромную яму глубиной выше человеческого роста; она обнесена колючей проволокой. Над ямой фанерная крыша, задняя стенка тоже из фанеры, боковых стенок нет вовсе. Пожалуй, в зоологическом саду не увидишь подобного. Сюда бросали наших военнопленных на верную смерть. Лишь немногих удалось спасти.
Из Шлиссельбурга по дороге вдоль Ладоги мы направляемся к деревне Липки, где прорвавшиеся войска Волховского фронта соединились с войсками Ленинградского фронта. Только что саперы обезвредили и убрали последние пятьдесят мин, и наша «эмка» одной из первых проехала по сухопутной дороге, открывшей Ленинграду пути во все концы страны.
С огромного вала, за которым распростерлись болота с пылающими торфяными факелами, зажженными нашими и немецкими снарядами, перед нами открылась панорама неутихающего сражения. Вокруг развороченные немецкие укрепления. Вот одна из высоток, превращенная немцами в дот. Впереди сплошное минное поле. За ней — проволочное заграждение в несколько рядов, спирали Бруно и специальные капканы для лыжников. Еще выше — деревянно-земляной вал. Он состоит из двух параллельных дощатых плетней, пространство между которыми шириной в метр-полтора плотно набито землей, одетой в ледяную броню. Немало нужно снарядов, чтобы разворотить ее. За этим валом — дзоты с глубокими ходами сообщений, пулеметные гнезда. Укрепленные позиции тянутся одна за другой. Противник так их построил, чтобы в случае прорыва одной другая линия обороны могла продолжать сопротивление.
Заглянули мы с Тихоновым и в немецкие блиндажи. Неплохо устроили немцы свой быт. Блиндажи зарыты глубоко в землю, их накрыли накатами в пять-шесть бревен, а кое-где и бетонными плитами. Сюда же притащили из ограбленных ими домов не только окна и двери, но и мебель. Николай Семенович, осмотрев, с каким комфортом обосновались гитлеровцы, заметил:
— Недалеко они удрали от этих блиндажей. Неплохо их устроили там, в снегу и болотах…
Рослая регулировщица Волховского фронта вся укуталась в меха — полушубок, шапка, рукавицы. На ногах — валенки. В отличие от молчаливой шлиссельбургской регулировщицы, она встречает каждую машину радостной улыбкой и с сознанием важности своей миссии, взмахнув флажком, напутствует:
— Путь-свободен. Можно ехать до самой Москвы…
Все восторженно благодарят! А мы еще и остановили машину, хотели пожать ей руку, но не положено. Тихонов сказал ей несколько добрых слов, и мы поехали дальше.
На ленинградской стороне мы встретили знакомого Тихонову старшего лейтенанта Ивана Братченко. Он одним из первых обнял волховцев:
— Мы шли, — рассказал он нам, — вдоль насыпи. Мы еще не видели волховцев, но знали, что они недалеко. Наша рота выбивала немцев из леса. Вдруг слева, по ту сторону насыпи, совсем близко, увидали своих в серых шинелях. Они нас тоже сразу заметили, тоже узнали. Радости нашей не было конца. Кругом гремели возгласы: «Да здравствуют родные волховцы!», «Да здравствуют наши братья-ленинградцы!» Но времени было мало, надо гнать врага дальше…
Первыми бойцами Волховского фронта, которых увидели ленинградцы, были три автоматчика — московский слесарь Булкин, сибирский лесоруб Нижинкин и уральский литейщик Шилигин. Нам с Николаем Семеновичем повезло и на этот раз. Мы встретились с Булкиным. Он рассказал: