Сорок третий

У тетки - ручная швейная машина, тоже приработок. Но главное - есть в хате свой собственный сапожник. Адам свое ученичество бросил, и хоть новых заказов ему не несут, но старые черевики, сапоги латает неплохо. Он бы и новые сшил, да нет хорошего товара.

Петрусь с тетиным Юркой разводят кроликов. Серые, пушистые, они сидят в подпечье, поблескивая оттуда красными глазами.

От Митиной службы польза только та, что выписал два кубометра дров. Хлебной карточки ему не дают.

Но все равно Митино положение в семье - независимое. Еду ему наливают в отдельную тарелку, спит на диване в чистой половине, где младшим детям даже сидеть не разрешается. Когда приходят Митины товарищи, в комнату не заходят даже мать с тетей. К братьям, сестрам - родным и двоюродным - Митя относится приязненно, и они ему платят взаимностью.

Но душевной близости с младшими братьями нет - не вышли они еще из детского возраста. Только младшая Татьянка, как только Митя приходит в хату, лезет к нему на колени, задает ему уйму вопросов.

Митя знает шуточное стихотворение, которое нравится ему своей бессмыслицей:

На буранке едет Янка,

Полтораста рублей санки,

Пятьдесят рублей дуга,

А кобыла - кочерга.

Для Татьянки, учитывая нынешнее положение, Митя строчки немного переделал:

На буранке мчат германцы,

Янка в танке бьет поганцев...

Приятно видеть, как в платьице, сшитом из пестрой наволочки, подпрыгивая на одной ноге, беленькая босоногая Татьянка встречает Митю его же стихотворением:

На буянке мсять гайманцы,

Янка в танци пье поганцев...

Гранат, патронов, как прошлым летом, Митя домой не приносит, и мать немного успокоилась. Она, конечно, чувствует, что сын связан с партизанами, шепчется о чем-то с товарищами, но он стал более осмотрительным, серьезным, поумнел, и она рада этому.

Митя попросил в лесхозе коня, чтобы вспахать загон под картошку. Кроме простого расчета - без коня не обойдешься - есть в этой просьбе скрытый смысл. Пускай видят, что он живет, как все, и занимается тем, чем все местечковцы занимаются, - пашет.

Загон недалеко от будки, сосны. Митя ложится спать с радостным предчувствием встречи с родным, близким сердцу уголком. Давно он не был в лесу, соскучился по птичьему щебету, по неброской красоте полевого простора. Но в лес, на поле теперь так просто не выберешься.

Просыпается он от страшного недалекого взрыва. Зеркало, вставленное в спинку дивана, от взрывной волны разбилось, и осколки летят на Митю. Митя вскакивает, бежит во двор. Высоко в темном небе гудит невидимая точка самолета. Это же свой, советский самолет, он сбросил бомбу. Бросай, брат, бросай, чтоб немцы от страха в норы позашивались. Но гул отдаляется.

На рассвете первыми к воронке прибегают немцы. Обмеривают ее складным метром, что-то высчитывают.

Бомба разорвалась на дороге, в нескольких шагах от низенькой хаты Василя Шарамета. Ущерба не нанесла, если не считать, что вылетело несколько стекол, да еще у Василевой соседки осколком оторвало курице голову. Летчик, наверно, бросил в этом месте бомбу потому, что заметил сверху глаз семафора - он стоит напротив, на железной дороге.

Вот как бывает на войне - Митя, Василь, помощники неизвестного летчика, могли от его же бомбы погибнуть.

Через день в семье новое волнение.

Довоенный еще почтальон, подвижный, немного кривоногий дед Малинец, приносит открытку от отца.

Половина небольшой карточки с написанным чужой рукой по-немецки адресом занята поклонами, приветами, какие отец передает жене, детям, близким родичам. О себе сообщает кратко - работает в шахте, живет в бараке, и хорошо живет - как бродокский Тит...

Бродок - часть местечка, где нашла приют Митина семья. Тита хорошо знают - одинокий старик, перебивается с хлеба на квас в низкой, покосившейся хате. Но что хотел сказать этим отец?

Мать плачет. Она лучше знает местных людей и первая разгадала скрытый смысл отцовых слов.

Тит, когда был молодой, еще при царе поехал с женой - детей не было на новые земли в Сибирь. Повезли переселенцев со всем их скарбом - конями, телегами, бочками, дежками - на поезде. В Сибири Тит затосковал, стал рваться домой. Но бесплатного билета обратно не давали. Посадил дед бабу на воз, потрусили домой на коне. За месяц добрались до Урала, продали клячу, купили железнодорожный билет и, в чем были, приехали на родину, в чужую хату, так как свою перед отъездом в Сибирь продали.

Отец хочет домой. Но тех, кого угнали в Германию, домой не отпускают. Значит, задумал отец бежать. Таков смысл напоминания о Тите.

Митя несколько дней ходит под впечатлением отцовского письма. Порядки, которые насаждает фашизм, не что иное, как рабство. У тех, кого посадили в эшелон, повезли в неметчину, согласия не спрашивали. Они не пленные, не связаны с чужой страной нитями гражданства, не существует закона, по которому их оторвали от семей. Когда-то, много веков назад, так делали татары и монголы. Гитлер - новоявленный Чингисхан...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

I