Сорок третий номер…

Голота слушал ее потрясенно и растерянно. Даже самые невероятные, самые причудливые повороты судьбы не могли его подготовить к такой удивительной, мистической встрече. Прекрасные, печальные глаза, которые он принял там, на берегу, за игру угасающего сознания, теперь смотрели на него явственно, с неподдельным, живым участием и состраданием.

Женщина ласково провела рукой по его щеке.

– Набедокурил, поди, немало… Ну, не бойся, все позади… Позади…

Андрей прерывисто вздохнул. Будто всхлипнул. Его веки потяжелели и сомкнулись.

Он проснулся вновь, когда за белоснежными занавесками вовсю плескался день. На этот раз ему удалось высвободить руки из-под одеяла. Он поднес их к лицу и долго, удивленно рассматривал, будто знакомясь заново. Пальцы припухли и были бордового цвета, а ладони шершавились ошметками слезающей кожи. Голота провел рукой по подбородку и обнаружил, что зарос густой многодневной щетиной. Упершись локтями в кровать, он тяжело продвинулся вверх по подушке и, найдя удобное положение, огляделся по сторонам.

В свете дня комната выглядела по-другому – просторнее и шире. Еще вчера казавшиеся придуманными, ненастоящими, таинственными предметы и вещи теперь обрели прозаические, обыденные черты, но, в сравнении с жуткими атрибутами каменного острова, все равно оставались сказочными. В углу Андрей разглядел нехитрый домашний инвентарь: метлу, два ухвата и кочергу. Рядом, стиснув зубы-заслонки, едва слышно постанывала печка, вросшая в стену у самой входной двери. На столе пологой белоснежной горкой возвышалось накрытое полотенцем блюдо и озорно сверкал пустой граненый стакан. В небольшом пространстве между окнами небрежно прислонился к стене дубовый сервант. Единственная в комнате кровать, на которой лежал Голота, была зажата в угол огромным, неуклюжим комодом, а в изголовье – самодельной тумбочкой с резными, аляповатыми узорами на боку. На тумбочке Андрей обнаружил целый аптекарский набор: стеклянный шприц в ванночке, спринцовку, тампоны для примочек, баночку с рецептурным язычком и бутылку водки за 3 р. 52 коп.

Голота взял ее, взвесил на ладони, поболтал и водрузил на место. Забавно, но почему-то именно эта бутылка водки из всех вещей в комнате выглядела самой правдоподобной. Она словно привязывала сознание к реальности, помогала поверить, что все происходящее – явь, и новое неожиданное спасение – не сон.

Андрей сделал над собой усилие и сел в кровати, опустив ноги на пол. В глазах медленно поплыли круги, а к горлу подступила дурнота. От душной, мучительной слабости бросало в пот. Он застонал и опять опрокинулся на подушку.

С гобелена, висящего на стене возле кровати, два красавца-оленя удивленно и испуганно смотрели на Голоту, не понимая, как здесь оказался чужак. Андрей и сам был не в состоянии ответить на этот вопрос. Но главное – он никак мне мог представить, каким таким чудом рядом с ним возникла женщина, в существование которой он даже верить не смел? Или она ему вновь померещилась? Веста столько раз приходила во сне, столько раз говорила с ним, улыбаясь своими прекрасными глазами, что Андрей был готов принять продолжение сна за реальность.

Однако и светелка, и печь, и стакан на столе, и эта пружинисто-мягкая кровать, и, уж тем более, бутылка водки на тумбочке не похожи на бред. Они вполне материальны – зримы и осязаемы. Но вот женщина с таким знакомым и родным лицом, средоточие мыслей и мечтаний Голоты, могла быть лишь плодом его больного воображения…

Неожиданно стукнула дверь, и в светелку вместе со студеной сыростью ворвался веселый голос:

– Заходи-заходи, Игор! Полюбуйся на дело рук своих дорогих! Ведь вы́ходили все ж таки! Спасли найденыша нашего!

Бородатый Игор – мужик лет сорока с обветренным лицом и здоровенными ручищами – неловко, боком протиснулся в дверной проем, смущенно кашляя в багровый кулак.

– Здрасьте вам… – приветствовал он Голоту и остановился на пороге.

– Проснулся, поди? – из-за плеча Игора выглянуло знакомое лицо. – Ну, значит, на поправку пошел…

Веста впорхнула в комнату, скинула с себя штормовку, пристроила ее на спинке стула, а сама села на кровать в ногах у Андрея. Тот, почти не дыша, смотрел на нее во все глаза, как на диво, соскользнувшее с красочной страницы новенькой детской книжки.

Игор продолжал топтаться на пороге.

– Значится, бульон в глотку лить не будем? – предположил он хрипло, будто стесняясь собственного голоса. – Спринцовка без надобности уже?

– Сам теперь кушать станет, – заверила его Веста, с умилением глядя на Голоту. – А вот уколы еще поделаем.

– Толку от них… – проворчал бородач. – Только жопа синяя… Вот послушала бы ты меня – и без уколов, одной травкой на ноги бы поставили. Впрок день. А то и два.

– Не спорь со мной, – отмахнулась женщина. – Врача отговорил везти с Большой земли – значит, я и есть доктор.

Игор усмехнулся и заговорщически подмигнул Голоте:

– Врача везти – считай, сразу и тюрьму за ним! Тута огласка – конец. Прав я, парень?

Андрей взглянул на него, но быстро отвел глаза и еле заметно кивнул.

– Иногда и тюрьму предпочтешь, лишь бы выжить, – философски заметила Веста.