Сорока

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да, хочу, и немедленно.

— Тогда поехали.

— Сейчас?

— А чего ждать?

И Берсерк, сказав пару слов Борису, увлек Сороку за собой из зала. Борис поманил к себе Сашку Свойского, через минуту к ним присоединился Пал Палыч. Закончив допрос минут через пять и отпустив красного как рак Сашку, старые друзья многозначительно улыбнулись друг другу, а затем продолжили застолье.

Сорока вместе с Денисом вышла на улицу, подождала пару минут, пока Дэн подгонит к выходу роскошный «опель-фронтеру». Уже в салоне машины она с язвительной ноткой осведомилась:

— «Уазик» у тебя тоже для пущей конспирации? Чтобы был меньше похож на начальника?

— Отнюдь. «Опель» числится за фирмой, и его обычно водит и обслуживает Сашка, он у нас работает личным водителем у высшего руководства. Я же его беру по мере необходимости. А «уазик» — мой собственный. Люблю я эту марку, что поделать!

Больше до дома, где жил Берсерк, они не обменялись ни словом. Сорока вся кипела изнутри и даже самой себе не могла объяснить, почему она так взъелась на Дениса. Поэтому она мрачно наблюдала за мелькающей дорогой и пыталась взять себя в руки или по крайней мере просто успокоиться. Сказать по правде, получалось это у нее весьма неважно. Она панически боялась тех откровений, что сейчас могла услышать от Дениса (да еще Майка, будь она неладна, с ее предположениями о трех сопливых детях и жене в бигуди!).

Ехать пришлось больше получаса. Жил Берсерк на Юго-Западе, в районе Битцевского парка, рядом с Кольцевой автодорогой. Панельный дом, очень напоминавший Ксюше ее собственный, стоял вплотную к кромке леса, поэтому в темноте выглядел немножко мрачно (в лесопарке, как всегда, не горели фонари). Продолжая хранить молчание, они поднялись на двенадцатый этаж. Дэн открыл дверь, предложил Ксении тапочки (весьма своевременно, между прочим, поскольку от ходьбы на шпильках ноги уже просто одеревенели и окоченели, а переодеться обратно в сапоги Сорока просто не успела ввиду быстрой эвакуации из ресторана). Когда пальто Ксении отправилось в стенной шкаф-купе, Берсерк сказал:

— Располагайся, отдыхай, я вернусь минут через пятнадцать. — И ушел.

Что ж, неясно, что он затеял, но его временное отсутствие Ксении только на руку! Она, еще раз убедившись, что в квартире больше никого нет, зажгла везде свет и отправилась на экскурсию. Первым делом она обследовала ванную комнату, поскольку давно убедилась, что ничто так не выдает тайну совместного проживания, как ее содержимое. Да, кроме мужской парфюмерии, на полочках ничего не было, даже зубная щетка и то красовалась в стаканчике в гордом одиночестве. Ну ладно, хотя до конца еще не убедил. А что творится на кухне? Так, обычный набор круп, хотя и весьма небольшой. Ого, сколько полуфабрикатов! А соусов! А что у нас с чаем и кофе? Упс, и то, и другое на донышке — типично мужское разгильдяйство.

Настроение Ксюши неуклонно поднималось. Уже гораздо веселее она прошла в комнаты (жил Берсерк в трехкомнатной квартире). Странно, оформлены комнаты были совершенно по-разному. Гостиная выглядела весьма традиционно, если не считать навороченного музыкального центра, занимавшего вместе с колонками почти полстенки. Вторая большая комната, видимо, служила хозяину кабинетом и немного спортивным залом: компьютерный стол, заставленный оргтехникой и опутанный паутиной проводов, множество светильников на гибких кронштейнах, книжные полки и ряды дисков и кассет, боксерская груша на растяжках, в углу примостились гантели. А вот третья комната… С потолка свисала странная конструкция из веревок и нарочито грубо сколоченных крест-накрест досок, покрашенных морилкой, служивших основанием для самодельных жестяных плафонов, из которых струился мягкий свет. Вся мебель была самодельная, особенно приковывал к себе внимание журнальный столик, основанием которого служило огромное корневище, отполированное до блеска и покрытое лаком, а столешницей — спил весьма древнего, если судить по многочисленным кольцам, дуба. Табуретки были выполнены в том же стиле, но выглядели очень разномастно: одна высокая, вторая приземистая и широкая, третья вообще оказалась не табуреткой, а стулом. На полках строили рожи веселые чертенята и прочая лесная нечисть, сделанная из каких-то шишек, веточек, косточек, спичек, желудей и прочего подобного добра. И свечи. Море свечей во всевозможных плошках, стаканах, облитых разноцветным воском бутылках. Свечи восковые и парафиновые, тонкие и толстые. На полу лежал ковер абстрактной расцветки с очень густым и длинным ворсом. Приглядевшись к нему повнимательнее, Сорока так и ахнула: ковер определенно был самодельным, изготовленным с помощью специальной полой иглы.