Сороки-убийцы

— Тогда задумайся над тем, стоит ли это делать. Алан мертв. Он в любом случае умер бы. Ты читала первую страницу его письма. У него оставалось самое большее шесть месяцев. Я сократил ему жизнь на этот период времени, а заодно, возможно, избавил от тяжких страданий. — Чарльз улыбнулся. — Не стану утверждать, что руководствовался в первую очередь этим. Думается, я оказал миру услугу. Нам нужны литературные герои. Жизнь трудна и беспросветна, а они рассеивают мрак. Это маяки, на которые мы держим путь. Сьюзен, давай посмотрим на ситуацию с практической точки зрения. Ты становишься руководителем компании. Мое предложение сделано из лучших соображений и остается в силе. Без Аттикуса Пюнда не будет и компании. Не хочешь подумать о себе, подумай обо всех прочих, кто работает в этом здании. Неужели ты хочешь, чтобы они остались без работы?

— Это не совсем честно, Чарльз.

— Причины и следствия, моя дорогая. Только о них я и говорю.

В какой-то степени я страшилась этого момента. Сорвать с Чарльза маску — это здорово, но все это время я думала, как мне быть дальше. Все озвученные им доводы приходили мне в голову. Мир не особо потерял с уходом Алана Конвея. Его сестра, бывшая жена, сын, Дональд Ли, викарий, суперинтендант Локк — все эти люди в большей или меньшей степени терпели от него обиды. А сейчас он задумал очень скверную шутку по отношению ко всем, кто любил его книги. И в любом случае ему предстояло умереть. Но что заставило меня решиться, так это «моя дорогая». Было нечто отвратительное в этом выражении, адресованном мне. Именно такие слова мог использовать, скажем, Мориарти. Или Фламбо. Или Карл Петерсон. Или Арнольд Зек[36]. И если верно, что детективы призваны служить нам маяком, то почему я не обязана теперь идти на их свет.

— Извини, Чарльз, — сказала я. — Не могу согласиться с тем, что ты говоришь. Мне не нравился Алан, и его поступок ужасен. Но факт в том, что ты убил его, и нельзя, чтобы ты остался безнаказанным. Прости, но я просто не смогу с этим жить.

— Хочешь выдать меня?

— Нет. Не хочу быть причастной к этому делу и думаю, что будет гораздо проще, если ты сам позвонишь в полицию.

Он улыбнулся, одними краешками губ:

— Ты ведь понимаешь, что меня посадят в тюрьму. Я пожилой человек и никогда уже не выйду на свободу.

— Да, Чарльз. Такое случается с теми, кто совершает убийство.

— Ты меня удивляешь, Сьюзен. Мы так давно знаем друг друга. Никогда не думал, что ты окажешься такой недалекой.

— Значит, вот как ты считаешь, — пожала плечами я. — Ну тогда и говорить больше не о чем.

Он поглядел на пустой стакан, потом на меня.

— Сколько времени ты можешь мне дать? — спросил Чарльз. — Допустим, неделю форы? Мне так хочется побыть немного с семьей, понянчить внука. Нужно пристроить куда-то Беллу. Ну и все такое…

— Неделю я тебе дать не могу. Это сделает меня твоим сообщником. Быть может, до выходных?

— Ладно. Это по-честному.

Чарльз встал и подошел к книжной полке. Перед ним выстроилась все его карьера. Многие из этих книг были изданы им. Я тоже встала. После того как пришлось долго сидеть, у меня скрипнуло в коленях.

— Мне искренне жаль, Чарльз, — произнесла я. Где-то в душе я еще сомневалась, что приняла правильное решение.

Мне хотелось поскорее уйти из этой комнаты.

— Да нет, все нормально. — Чарльз стоял спиной ко мне. — Я все понимаю.

— Доброй ночи, Чарльз.

— Доброй ночи, Сьюзен.

Я повернулась, шагнула к двери, и тут что-то ударило меня с невероятной силой по затылку. В глазах разлилась белая электрическая вспышка, ощущение было такое, будто тело переломилось пополам. Комната как-то резко накренилась, и я рухнула на пол.

Эндшпиль

Я была так потрясена, настолько застигнута врасплох, что мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать происходящее. Видимо, я на какое-то время отключилась. Когда я открыла глаза, надо мной стоял Чарльз, и взгляд у него был, как бы это сказать, извиняющийся. Я лежала на ковре, головой к открытой двери. Что-то стекало у меня по шее, за ухом, с трудом подняв руку, я ощупала это место. Когда я отвела ее, то увидела на пальцах кровь. Меня ударили, очень сильно. Чарльз держал что-то в руке, но глаза мои отказывались работать как надо, все плыло. Наконец мне удалось сфокусировать взгляд, и, если бы не боль и не страх, я, наверно, засмеялась бы. Чарльз сжимал «Золотой кинжал», полученный Аланом за роман «Аттикус Пюнд расследует». Если вам не приходилось видеть эту награду, скажу, что она представляет собой миниатюрный кинжал, помещенный в довольно внушительный брусок из оргстекла, прямоугольный, с острыми краями. Чарльз воспользовался им, чтобы оглушить меня.