Сороковник. Части 1-3 (+1 гл. 4 части)

Пальчики у Ольги удивительно ловкие, и пирожки она ваяет ювелирно. Будь тут же рядом мои девочки — ей-ей, вдвоём не угнались бы… Поспешно заталкиваю воспоминание назад. Не время. Ставлю чайник.

В дверь со стороны обеденного зала озабоченно суётся Васюта: долго же он соображает, добрый молодец! В другой момент я бы и не прочь с ним побеседовать на воспитательные темы, но не при Ольге же! Не ровён час, со своей прямотой всё испортит. Грожу ему издалека кулаком, чтобы не вздумал заходить, а потом делаю успокаивающий жест: мол, справлюсь. Он отступает; к счастью, увлечённая делом, незваная гостья его не видит.

Да нормальная она… вон, с нерасплетённой косой ещё, видать, действительно, дева. Не поклёп ли на неё Васюта возвёл? Или, может, настолько нравственность племяшкину блюдёт, что поблазнилось — и раздул из мухи слона. Надо разобраться. Отправляем на выпечку Ольгин противень, и я завариваю чай. Заделываем второй пирог, с яблоками, изюмом и корицей, открытый. Лора накручивает жгутики, мы с Ольгой укладываем фигурную решётку, тоже отправляем расстаиваться. И скоро уже мирно пьём чай, втроём. Вот теперь можно и поговорить.

— Лор, посмотри только, кого к нам занесло, — говорю задушевно. — Ведь красавица, да? — амазонка энергично кивает, рот у неё забит вкуснятиной. — И хозяйственная, и умница-разумница, — продолжаю, якобы не замечая, как расцветает юная дева, заливаясь румянцем. — И нравом кроткая, чисто голубица. Вот кому невеста будет! — И тут же маков цвет на щеках красавицы сменяется бледностью, и глаза тускнеют. Видать, был жених-то девочка, да случилась какая-то драма… — Почто на мальчика нашего западаешь? На твоего бывшего похож? — спрашиваю в лоб.

Это всё моя способность подстраиваться под собеседника. Бываю я иногда и туповата, но если соберусь — получается у меня выйти с человеком на общую волну. Ляпну, как сейчас — и попадаю в яблочко.

— Все мы счастья хотим, — говорю, внезапно расстроившись. Жалко мне девочку. — И ты хочешь, так ведь? Приманить пытаешься, а оно бежит. Почему бежит, знаешь?

Смотрю в её широко распахнутые глаза — и смятение берёт. Что угодно ей скажи — поверит чистая душа, поверит, через всю оставшуюся жизнь пронесёт! Ох, Ваня — мой внутренний голос, кажется, даже хрипнет от волнения — аккуратней со словами-то, умоляю!

Краем глаза вижу, как Лора отставляет чашку и, сделав неуловимое движение, отодвигается вместе со стулом куда-то в сторону, будто не хочет мешать. Но это уже — на задворках сознания. Сейчас я почему-то сосредотачиваюсь на вышивке, что круговой свастикой, обрамлённой орнаментом, пламенеет на одном из рукавов девичьей домотканой рубахи. Ладинец…

Прекрасный оберег. Милость богини Лады призывающий — на женщин, девушек, девочек. Замужним — в супружестве помогает, учит, как мир в семье хранить, очаг беречь, детишек носить, да рожать, да растить. Незамужним — себя блюсти, красотой да умом цвести, суженого сыскать.

Вот с этим-то последним у нас и проблема.

— Вот и Ладинец у тебя на рукавах, — роняю. — Сама нашивала-то? Угу, сама. А зачем на обоих рукавах-то? Чтобы уж точно подействовал? Ну, что ж тогда удивляться-то… Погоди-ка минуту.

В моей новоприобретённой рукодельной шкатулке ножнички идеально подходят для распарывания негодных стежков. И нашлись даже крохотные щипчики, чтобы вытаскивать обрезки нитей.

— Поправим мы тебе судьбу, Олюшка, если хочешь, конечно. Хочешь? — Она истово кивает, отчего-то сдерживая слёзы. Что за драма в её жизни случилась, отчего жениха потеряла, ушёл ли, на другую променял, погиб — не знаю; но, должно быть, до сих пор она его в других ищет. Может, и в Яне увидала, потому и внимание оказывать стала, да хоть и робкое — а Васюта возьми и пойми неправильно. Не живи прошлым, девочка. Развяжись с ним. Кого встретишь — того и прими, каков есть, а прошлую любовь в нём узнать не пытайся. Просто прими…

— Не дёргайся, — предупреждаю. Но Ольга даже вскрикивает, когда с лёгким щёлканьем ножнички разрезают первый стежок на обереге. Неправильно нашитом. Не на той руке. Лишнем обереге.

— Слушай меня внимательно Оленька, — говорю, а сама ножницами — щёлк, щёлк… Да пинцетом ниточки время от времени подхватываю и на столе собираю. — Оберег никто сам себе не шьёт. Одно исключение — оберег Макоши. То ж его сама себе Обережница нашивает, чтобы от богини благословение получить, не для себя — для других работу делать. Не знала? Некому было тебе сказать, мамы-то нет… Сама себе оберег нашьёшь — до беды недалеко. Да и неправильно силу женскую вокруг себя выстроишь. Смотри, что получается: Ладинец из восьми лучей состоит, что против солнца направлены, так? А то, что он — обратный оберег, знаешь? На обратной-то стороне лучи по солнцу повёрнуты, а это уже Колядинец, мужской оберег. Вот так и получается… — Дева заворожённо следит за тем, как растёт на столе пушистый комок из выдернутых красных ниток. — Вот и получается, что носит на себе девица благоволение не только Лады, но и Коляды, который ей рано или поздно суженого-то и притянет. А у тебя что получилось?