Сороковник. Книга 4

— Я заметил. Ты словно грезишь наяву. Отец спрашивает, каковы твои планы на сегодня. Поедешь с нами? Совет вряд ли тебя заинтересует, но для заседания отвели парадный зал городского музея, а в нём есть несколько хороших галерей.

Поколебавшись, всё же качаю головой.

— Звучит заманчиво, но что-то я устала и от осмотров, и от визитов. Нет уж, сегодня мой личный день: провожу вас — и уединюсь в саду. Обложусь книгами и подушками и буду предаваться безделью.

«Наконец-то». Магина мысленная реплика слышна только мне. «Я всё думал: когда ты угомонишься? Никакой солидности, свойственной твоему положению, носишься сутки напролёт, как заведённая…» Осторожно притянув к себе, целует в висок, словно извиняясь.

— В саду? — Нечто, похожее на беспокойство, сквозит в голосе дона. — Что ж, прекрасно. Стало быть, день нами размечен, дорогие мои, встретимся вечером.

Украдкой кидаю вопросительный взгляд на бабулю. Та безмятежно поводит бровью.

«Не обращай внимания, детка. Ты же знаешь его одержимость вашей безопасностью. Наверняка сейчас прикажет удвоить охрану периметра, чтобы даже бабочка не проскочила. Пусть тебя это не волнует, его оболтусы засиделись без дела, вот и поработают. Чем местным девицам зубы заговаривать…»

«Матушка, я попросил бы…» — сдержанно прерывает её дорогой дон. Старуха усмехается, но от дальнейших замечаний воздерживается. Будучи сама когда-то Главой клана, она не допускает ни малейшего урона престижа Главы нынешнего, даже в приватных беседах. Какие уж там разговоры ведутся у них наедине — не знаю, но только на людях чаще всего выдерживается игра: «Величественная мать, королева на покое — наипочтительнейший сын, облечённый тяготами власти».

Так и получается, что после солидного завтрака мы разъезжаемся всяк по своим делам. Праздности с этот доме не бывает, и даже моё заявленное во весь голос безделье воспринимается, как часть работы, обязательной для матери будущих наследников. Почтение и трепет, с которым тут относятся к дамам в интересном положении, трогают чрезвычайно. Поначалу мне казалось, что таковое отношение, вполне естественное для мужчин семейства Торресов, ими и ограничивается, но нет: прислуга сдувала пылинки с меня и Элизабет с куда большим почтением, чем даже с самого хозяина замка; на кухне под руководством шефа-повара Алехандро сбивались с ног, желая предугадать возможные наши капризы. В самом же Террасе мы с Элизабет чувствовали себя королевами: нам освобождали проход в толпе, столик в кафе, лучшие места на концертах; и всё — искренне, с уважением, одинаковым как для невесток дона, так и для прочих девушек, с достоинством несущих округлившиеся животики.

…Решение повалять дурака никоим образом не освобождает меня от сложившейся привычки провожать «на работу» всех членов семьи. Мага с отцом и с десятком рыцарей отправляются верхом, причём небезызвестный Демон, гремя серебряной сбруей, непременно выклянчивает у меня горбушку, несмотря на невнятное бурчание хозяина о каком-то «баловстве со стороны этих женщин»; Элизабет с дражайшей «мамочкой» усаживаются в прелестную двухместную карету-игрушечку, хрупкую и изящную, словно из китайского фарфора, но я-то знаю, что ей не повредит даже камнепад, который, хоть и редко, но в здешних краях случается. Да мало ли что может стрястись на горной дороге! Некроманты берегут своих женщин. И я надеюсь, что даже после обещанной Мораной волны рождаемости их трепетное отношение не изменится…

Николас с девочками удаляются на берег: для своих загадочных экспериментов они выбрали ту самую пещеру, через которую мы с Элли попали в замок. Конечно, эта здоровущая полость в скале существует и здесь, только уже изрядно облагороженная и приспособленная для «жутких и кошмарных» уроков — подозреваю, не только некромантии. Ник, в силу сложившихся жизненных обстоятельств, превосходный стихийник, и уже сейчас мои дочки могут вызвать если не дождь, то пасмурность, приглушая полуденную жару дежурным облачком.

Есть у меня подозрение, что мой родственник тоже Архимаг, после трёх-то смертей и возрождений. Но не любит он об этом говорить. Не любит.

В который раз умиляюсь предусмотрительности местных обитателей, которых иногда и прислугой-то назвать — язык не поворачивается. Моя любимая беседка уже в ожидании: деревянные скамьи завалены подушками и думочками, на центральном столике несколько книг из моей спальни, из-под стола демонстрирует краешек высунувшегося вязания заботливо припасённая корзина для рукоделия. А главное — на отдельной стойке запотевший кувшин с апельсиновым соком и фрукты: виноград, груши, персики, и, конечно, инжир (очищенный!), к которому я в последнее время пристрастилась. Не удержавшись от соблазна, цапаю сизую винную ягоду. Вазочка, хихикнув, делится секретом: оказывается, сей живописный натюрморт успел организовать сам дон Теймур, хорошо изучивший прихоти аппетита обережницы в тягости. Ох уж, этот дорогой дон…