Сороковые... Роковые

Вот тогда-то и приехали по Гринькину и Василеву душу энти корреспондент и хфотограф. Хфотограф сделал несколько снимков ребятишек, даже бабы, кто успел, попали у общий кадр, вышла газета со статьей — там на хфотограхвии сидели взволнованные Гриня и Василь, и была статья — «Юные партизаны Орловщины». Корреспондент написал про многое, и привез им секретарь две газетки. Одну Гринька тут же спрятал, сказав:

— От объявится ежли батька, до него пошлем! — а вторую читала и рассматривала уся дяревня. Секретарь, Илья Никихфорович сказал, что мальчишек, скорее всего, мядалью наградят.

Уехали Панас с Осиповым, пришло первое письмо для Леша от Матвея — писал он, что пока вместе с Иваном у одной части.

Бабы отпахались, позасеяли привезенной секретарем рожью поля, стали готовиться к весне, а батька Крутов усё не объявлялся.

Гринька никому не говорил, а так страдал, вона у Марфы Лисовой был праздник, пришло аж два треугольника от яё Сафрона, как голосила Марфа… бабы сбежались, думали, горе, а нет, это от счастья.

Гринька все больше вникал в хозяйские заботы, Стеша полностью доверяла ему, а бабы прислушивались, вот только курил, паразит, много и ругательные слова произносил часто, правда, когда была поблизости Ефимовна, ён сдерживался, а то весь авторитет подрывала, треская его по шее.

Бабы собирались у большом зале Краузевского дома и старательно готовились к весне, что-то подшивали, что-то ремонтировали деды, понатащили свои домашние семена — морквы, свеклы — тщательно перебирали кой какой лук, сушили и осторожно ссыпали в сухие лукошки-короба.

Секретарь переслал немного ржи, для колхозников, вот и распределяли по ртам. Гринька с утра тщательно проверил усе списки и потом развешивал с точностью до грамма, уморился. После усе сели попить кипяточка с сушеными яблоками, когда взглянувшая в окно Кириллиха охнула.

— Гринь, чагось случилося, глянь, Василь бяжить!

Василь, в распахнутой куфайке бежал напрямки, что-то держа в руке, и разевал рот как бы в крике. Гринька выскочил на крыльцо… Василь, его немой Василь запыхался, но упрямо бежал к нему и громко каким-то севшим голосом кричал:

— Гриня!! Гриня!!

Гриня даже и не понЯл, что ён заговорил, когда Василь закричал:

— Гринька, батька…

У Гриньки враз отказали ноги, он плюхнулся на холодные доски.

— Гриня, бать… батька наш, — задыхаясь, выпалил Василь, — батька наш, от письмы прислал, аж три!!

— Гринь, ты чаго?

А Гринька, матершинник и отчаюга, сидел и, громко всхлипывая, рыдал так, как не рыдал лет с пяти.

— Гринь, — сморщился тоже Василь, а на улицу выскочила Стешка.

— Мальцы, быстро у дом!! Гринь, Гриня, чаго ж ты плачешь, батька ваш живой!

А Гринька все никак не мог остановиться, бабы, глядя на него, тоже начали хлюпать носами, Стешка, видя, что сейчас начнется массовый рев, сказала:

— Бабы, а у Крутовых-то сегодня двойной праздник — Родя живой и Василь заговорил.

— Ой, и чаго же мы рыдаем, Василь, скажи чаго-то?

Василь медленно глуховатым голосом сказал.

— Не привык ещё!

— Василь, читай, чаго батька пишеть??

Все расселись и стали внимательно слушать Василя, а тот читал:

— Здравствуйте, дорогие мои батька Никодим, жена Глафира, сыны Гриня и Василь! С горячим фронтовым приветом к вам ваш сын, муж и батька — Родион. Во-первых строках сообшчаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Пишу вам у третий раз, отчего-то вы мне не отвечаете, и душа моя сильно болит и волнуется за вас.

— Василь, это ты с последнего письма начал, давай с первого.

И слушала деревня глуховатый голос Василя в молчании, только слышались всхлипы уткнувшегося в плечо Стешки Гриньки, а бабы, деды и детишки, как бы наяву разговаривали с Родей. Гринька долго не мог успокоиться, все шмыгал носом, а Ефимовна злорадно так сказала:

— От, Гринь, я усе батьку отпишу. А уж про цигарки твои — особо!

— Пиши, Евхимовна, от батька усе вытерплю!

И писал вечером Василь, старательно выводя каждую буковку, письмо батьку, под диктовку Гринькину.

Полуторка резко затормозила на улице, взвизгнув тормозами.

— Ох, Петухов, все ты с вывертами какими! — ворчал лейтенант Крутов, осторожно вылезая из кабины. Пошел в штаб.

— Никодимыч, здорово! — начштаба Овчинников осторожно пожал ему руку. — Опять, не долечившись, сбежал?

— Да, нормально все, товарищ майор, наступаем же, отстать боюсь от своих.

— Так, идем к комполка.

Пришли, доложившись, Родион услышал:

— Не лейтенант, а старший лейтенант Крутов! — подполковник протянул ему погоны с тремя звездочками. Родион вытянулся:

— Служу Советскому Союзу!

— Так, старший лейтенант, твои орлы, пока ты там валялся, провели очень удачный поиск, двоих приволокли, отличился, как всегда, Горбунов, ох и отчаяюга. А теперь о главном — переводим мы тебя на роту, хватит нянчить своих Никодимовцев, пора тебе свои знания и умения на всех разведчиков распространять. Неделя тебе на все-про всё, и приступай к новой должности.

— Есть!

У него в землянке сидели радист и старшина Антипин, что-то по привычке подшивающий.

— Товарищ лей… старший лейтенант! — вытянулся радостный старшина. — С прибытием!

— Что тут у вас?