Сороковые... Роковые

— Нет, был один, нехорошая там история случилась… Вот она и живет одна, замкнуто совсем.

— Ребята, я её увезу!! — сразу же вывалил Сергей. — Я точно знаю, она не Пелагея, но очень на неё похожа, поможете?

Братья переглянулись.

— Отчего же нет, не обидишь?

— Нет!!

— Аннушка, глядишь, оживет, бабий век, он короткий.

Полночи Гончаровы разговаривали, как-то сразу получилось у двух семидесятилетних мужчин, поверить, что вот этот, моложе их почти на тридцать лет, Сергей — их отец, вернее Серегин, но так грело душу, что он ни на минуту не усомнился и не стал разделять братьев на своего и чужого.

Варя трясущимися руками взяла у Панаса коробочку и конверт. В коробочке была небольшая, в полстранички, записка.

«Майне Либе Варья! Проклятый криг алес, я ест живой, бил раненый, твоя молитв помогайт. Зер-зер, любить тебья — Герби.»

— Мам, — страдальчески смотрел на неё сын, — может, не надо, наревешься, потом в твоем положении как бы чего не вышло?

— Сын, это я от счастья плачу, словно слышу его сейчас.

А в конверте… было несколько тетрадей, исписанных готическим почерком Герберта — к каждому листочку прикреплен перевод:

«— Майне либе Варья! Тринадцать лет, как закончилась война, сегодня твой первый день рождения, сегодня ты первый раз запищала, ты родилась, крошка маленькая, счастье мое, единственное. Все эти десять лет я ждал, ждал, когда ты родишься, а мне уже сорок унд фир, сорок четыре года. Мы с Паулем-Пашкой последовали твоему давнему совету — у нас небольшая фармфирмочка, мы не бедствуем, все неплохо, только вот тоскует твой Герби… Маленькая моя девочка, пока я жив, каждый год для тебя будет добавляться подарок — я был в Берне, сделал аренду сейфовой ячейки, на твое имя, шифр — наша с тобой дата встречи, точнее, тот вечер, когда я сошел с ума. Верю, что когда-нибудь ты откроешь её и увидишь все, что я сердцем буду подбирать для тебя, любовь моя вечная.»

И на каждый день рождения Вари было большое послание. Варя читала, казалось — сидит рядом её такое далекое счастье и, путая падежи, говорит ей о своей жизни.

Так Варя узнала, что в сорок четвертом он чудом успел проскочить перекресток, куда упала бомба, потом долго лечился — спина была изрешечена осколками. Пока лечился, война подошла к самому Берлину, аналитики уже не требовались, без них было понятно — Третий рейх уходит в небытие.

Дядя Конрад успел вытащить Герби в Швейцарию, долечиваться, там он и встретил окончание войны. Потом были проверки, затем нашел Пашку Краузе, начали совместную работу.

Пашка сумел-таки разобраться и понять состав простых таблеток, понемногу научились делать порошки. Фасовали вручную по ночам, днем — Герби, её умный сдержанный Герби работал курьером, разносил, потом развозил заказы по домам и предприятиям. Через пару лет у них была своя приличная аптека, в пятьдесят пятом Герби женился.

— Потому, Варья, что не доживу до твоего появления, нужен наследник, которому я могу доверить встречу с тобой, а она состоится обязательно, уверен.

Все послания были пронизаны такой нежностью, такой любовью, Данька прятал повлажневшие глаза, потом откашлявшись сказал:

— Мам, это невероятно, так любить!! Я очень надеюсь, что ты родишь братишку, и он будет похож на твоего удивительного Герби!

С каждым новым письмом Герби становилось понятнее, что он изучает русский язык:

«— Варья, милая моя, мы с Пашкой постоянно говорим на твоем и его языке. Я тебе забыл написать, что Фрицци погиб ещё в начале сорок пятого, поехал зачем-то на завод, где ремонтировались танки, а там дикая случайность — рухнул кран, который в цехе в тот момент стоял без крановщика, прямо на Фрицци. Он повторил судьбу своего дружка — Кляйнмихеля, изуродованный многотонным краном, промучился несколько дней, знаю, как сказали бы твои друзья — Пашка просветил: — Собаке — собачья смерть!

Карл Иоганович ненадолго пережил его, резко заболел и в сорок восьмом умер, очень сожалел только об одном — не похоронят его на Родине, в России.

Мы с Паулем твердо и однозначно решили — будем живы, после падения Берлинской стены обязательно поедем к вам. Если б ты могла предположить, как я хочу, хоть краем глаза увидеть тебя молодую! Одно только и останавливает — ну подойду я к тебе, поговоришь вежливо ни о чем, а мое сердце не выдержит. Я с годами перестал злиться, первые годы сходил с ума от безнадежности, а сейчас, будучи уже пожилым, рассудил по-другому.

— Мне выпал такой необычный, удивительный шанс узнать настоящую, огромную, непроходящую любовь. Вот чтобы я без тебя? Так и остался бы замороженным сухарем? Скажу по секрету — Пашка всю жизнь завидует мне — ему такого счастья не случилось, он женат, есть два киндера, но все скучно-обыденно, когда у меня, пусть и недолго, но на всю жизнь есть такая любовь.

Я знаю, в четырнадцатом году, пусть даже и меня уже не будет, ты — моя лучшая женщина на земле, будешь читать эти мои послания, несомненно плакать, а я там, на небесах буду смотреть на тебя и восторгаться — меня любит такая женщина!