Sorry, no preview (стихи 1993-2013)

Симбиоз

Природа-мать вползёт в моё окно,

навалится живородящим лоном...

И я пред ней – то хрупкий эмбрион, то

эдипов Гамлет в траурном трико.

Точно за ствол цепляющийся плющ –

одновременно бич его и пленник:

в замке её найдёт успокоенье

в моем паху вибрирующий ключ...

Дитя металлургических поэм,

что в имени тебе её и лоне...

Как юный Гензель в леденцовом доме,

я в ней живу, боюсь её и ем.

Гостеприимно приоткрыв окно,

пред архи-лоном грохнусь на колени,

и на потребу женщин из селений,

в избе горящей буду конь в пальто.

(17.10.2004)

В поэзии добравшись до конца...

В поэзии добравшись до конца,

не отличу от красной чёрной даты.

В истории, где брат пошёл на брата,

в конце концов зарезали отца...

Года идут, и зеленеет медь

вознёсшегося гордо монумента.

Я пялюсь в мониторы перманентно:

мне, как и прочим, нравится смотреть

как умирают дети.

(10.10.2004)

Упражнение

Кто мог знать, что он провод, пока не включили ток.

(БГ)

Не уверен. В деталях, числах, движеньях губ.

Точки: отсчёта, кипения, и – над i

переменчивы точно количество пальцев рук –

не упрятать в перчатку и не собрать в горсти.

Слово (было уже!). Из хаоса вышел хлам,

и из хлама взросли бамбуки и вбили клин.

Педантичный топограф разрезал всё пополам,

но забыл про ничейную плоть между ян и инь.

Из горячих отверстий забил речевой поток.

Ты, эффектно срывая скальп, завершил стриптиз.

Слово – НЕ воробей, а скорее всего, патрон,

и озвученный ангел срывается уткой вниз.

Орнитолог фиксирует птиц золотой иглой

на небесной лазури. Барометр падает ниц.

Ты не знал, что ты – липа, до встречи с бензопилой.

Но ты можешь считать, это Джоплин поёт на бис...

(05.10.2004)

Омен

Искать в себе или бороться за...

Но вырастет – Анчар (какой по счёту?).

У древа жизни тоже – корень зла.

...так вслед за звуковым – два самолёта

проходят временной барьер – хлопок...

На мониторах пусто. Стюардессы

умело разливают кипяток,

со страхом глядя на пустые кресла,

точно с экрана – в мёртвый кинозал...

Взрыв фейрверка в магазине кукол

рвёт из орбит стеклянные глаза

и оплавляет глянцевые руки.

А мудрецы стараются – точь в точь

как завещалось в старой доброй книжке –

посеять в нас разумное и проч.

Фотографы отбеливают ночь,

и бесконечно длится фотовспышка...

(07.09.2004)

Пожилой Амур не натягивает тетивы...

Пожилой Амур не натягивает тетивы,

а нажимает на курок «Кольта» или «Беретты»,

и свинцовые пчёлки неотвратимой любви

жалят тугую плоть под бронежилетом.

И каждый патрон на четверть, или, скорей, на треть,

каждый расстрельный залп или выстрел в спину –

проводники любви, её хлеб и плеть...

(а газовая камера – love-машина)

Постоянный ингредиент или конечный продукт

всего, что взрывает мир или улыбается в колыбели...

Пожилой Амур стреляет с обеих рук

как всегда без промаха. И без цели.

(02.09.2004)

Синяя борода

...в своём роде любовь или равное ей по боли

упражнение с бритвой – отворение юной плоти...

Я твой чёрный король на белом (E8) поле,

ты прекрасная пятая дама в моей колоде.

Под стальное крещендо пикирующего Гастелло,

под метеосводки о сошествии урагана

мы не встанем с постели... Я дам тебе лук и стрелы:

постреляй, дорогая – я стану св. Себастьяном...

Горизонт на закате со стекающей в небо струйкой

как от горла к горлу протянутая паутина...

Выше нас только адово пламя в моей буржуйке.

Mы – нечётная пара (почти уже двуедины).

...прорастая друг в друга, пока время не выбьет зубы:

в своём роде инцест – словно Гензель в постели у муттер.

Синева на моём подбородке... Забудь, не думай...

Ничего не бойся – у нас ещё три минуты...

(20.08.2004)

Кариес

Чувство, отлитое в слово, не достоверней

половозрелой лососи, идущей на нерест.

Звёзды – не факт при обильном наличии терний.

Кариес в чём-то честнее чем съёмная челюсть.

Из невозможных сентенций всего мне милее

та, что стирает границу меж небом и ямой,

то есть, ещё один рот отворяя на шее,

пачкает воротничок незатейливым ямбом.

Похоть прямее... И истина мне не дороже

дружбы меж Ваней и Лялей, любивших Жюль Верна.

Впрочем, их нежное чувство едва ли надёжней

бабочек в юном паху и уж не достоверней

Зевса с его Олимпийцами, спящих в курганах.

В дёснах у неба твой купол сияет как фикса...

Нет никого, кто надёжней твоих истуканов

и ничего – достоверней безносого сфинкса.

(14.08.2004)

Геология

1.

Васильев был геолог. Прозябая

восточнее уральского хребта,

он, не снимая рюкзака с хребта,

сбивал подмётки, начиная с мая

до осени, природою вещей

заняв свой разум на пути к астралу...

Он люто ненавидел минералы,

руду и геологию вообще...

Но он любил. Любил давно и трудно

начальника их партии Петрова.

И, каждый год записываясь снова

к нему в отряд, надеялся на чудо

взаимности. Увы ему: на деле

(всему виной всегда людская косность)

Петров предпочитал традиционность

как в огненной воде так и в постели.

А посему, не видя в жизни толку,

после ночного пьяного признанья,

наткнувшись на стенУ непониманья,

Васильев застрелился из двустволки.

2.

Возможно выжить с безответным чувством,

но невозможно пережить надежду, –

так думалось Петрову много позже

(его-таки достал поступок друга)...