Сорванец

И вот, представьте себе, — рассказывает бабушка, — побежала я за ним со всех ног и вдруг далеко впереди вижу стадо гусей. Мальчика я пока не видела, но быть там он мог. Припустила я ещё пуще и увидела его. Так и есть! Гуси знай идут себе вперёд, и он за ними топает. Правой рукой помахивает, будто погоняет, и жестянку свою за собой тащит. Вот видите, в первый раз за ворота вышел и уже куда махнул!

Вот задал мне страху, окаянный мальчишка, да ещё и бежать заставил! Ведь как услышал, что я его зову, — припустил ещё пуще. Бежит что есть духу и радуется. Такой уж он был сызмальства. Видно, озорство у него было в крови.

Так оно и шло. Проделка за проделкой, одна другой озорнее. Ни минуты на месте не устоит, словно бы земля у него под ногами горела. И такой был неслух — ничего не боялся! Но не могу сказать, что я его не любила. Мне главное, чтоб он здоров был. То придёт, палец на ноге разбил, а мне перевязывать. Или придёт после драки побитый, а я его утешаю: «Бедняк ко всему должен быть привычный!» Он меня, бывало, спросит: «А мы, бабушка, бедняки?» — «Бедняки, — говорю. — У меня, мальчик, только и есть богатства что эта пара рук».

Ну, что-то я разошлась, разговорилась за него, а ведь он, я думаю, и сам о себе может рассказать. За годом год, за весной лето, за осенью зима, — и пришло время ему самому заботиться о себе. Исполнилось ему шесть лет, и я ему говорю: «Ты уже большой, смотреть за тобой некому. Мне на работу пора, а ты играй где хочешь, только к воде не ходи. Утонешь. И дверь не забудь запереть, когда уходишь. На обед отрежь себе хлеба, вон буханка на столе».

И начал мальчик расти один. Вот пусть и рассказывает, чем занимался, где бывал — много ли я, старая бабка, неграмотная, наговорю. Вот он весь перед вами, пусть сам и выкладывает!

II

Жаль, что бабушка кончила свой рассказ. Как она умела рассказывать — никто так не умел! А будь у неё время выслушать меня, она бы узнала много таких вещей, о которых она и не подозревала!

Я был такой же, как все другие мальчишки. Посудите сами, что тут делать, если ноги у тебя так и просятся бегать и руки сами хватаются то за палку, то за камень. Жили мы тогда в Южной Чехии, вокруг были пруды, и речушка Черновичка, и большая река Лужница. Вокруг такой простор и красота такая, что и не знаешь, в какую сторону бежать раньше!

А потом началась школа. Стал я учиться. Первый класс, второй, третий…

О школе я ещё расскажу, но попозже. На это ещё будет время. Так что же было, когда мне было семь, восемь, девять лет? Всего не упомнишь, но вот мне вспоминается лето.

Всю неделю бабушка работала не покладая рук, а по субботам ездила в лес за дровами. Дров нужно было наготовить на всю зиму. А это было немало! Не так-то легко протопить такое жильё, как наше. Когда-то здесь была конюшня, и сколько мы ни топили, каменные стены всегда оставались сырыми.

Пообедав, я только того и ждал, чтобы бабушка пришла с работы. Она клала в карман передника ломоть хлеба, брала тачку, и мы отправлялись по дрова. Для ломки сухих веток мы брали с собой крюк на длинном шесте. Бабушка зацепляла крюк за поперечину тачки, а шест волочился за нами. Дорога отнимала час, а то и два. Когда мы спускались под гору, бабушка сажала меня в тачку, но в гору приходилось подниматься на своих двоих.

Хорошо говорить «на своих», но попробуйте-ка дойти до леса и обратно по неровной, каменистой дороге! Идёшь, идёшь, только зазевался — и готово. Кровь так и хлещет из большого пальца на ноге. А то из мизинца… Немало нашей крови впитала в себя дорожная пыль. Остановиться, завязать ранку — об этом и думать нечего. С какой стати? Бабушка ведь тоже ходила босая, не раз кровенила себе ноги о камни, но никогда не жаловалась. Ноги у неё были все в трещинах, и в них забивались пыль и песок.

Бывало, сперва бабушка меня утешает: мол, не беда. Но во второй, в третий раз мне уже нечего было ждать, кроме подзатыльника — не будь растяпой! Хочешь не хочешь, а терпи: парню хныкать не полагается.

В лесу я поначалу собирал землянику, потом подтаскивал к тачке ветки, которые успела наломать бабушка. А потом можно было разглядывать муравейник или спать.

Однажды, когда мы возвращались домой, над лесом появилась чёрная туча. Бабушка прибавила шагу, я бежал рядом и волочил за собой крюк для ломки веток. Но туча уже была над нами. Успеем убежать? Нет. Ослепительная молния разрезала чёрное небо. Я вздрогнул. Может, я и испугался немного. Такую молнию не каждый день увидишь. Мы всё ещё посреди голого поля, куда здесь спрячешься? А какой ливень хлынул через минуту!

— Я ещё утром чуяла: что-то будет, — говорит бабушка и крестится.

Я смотрю, что теперь будет, поможет ей крест или нет. Но она только прикрикнула:

— Пошевеливайся, хватай крюк и беги, там подальше в поле есть часовенка!

Я послушно побежал к часовне. Но не успел я до неё добраться, как совсем стало темно и начали падать первые градины. Они сыпались на меня одна за другой.