Сорвать розу

– Ты очень щедро отдаешь себя, Лайза.

Она оттолкнулась от него, чтобы лучше увидеть его лицо.

– В самом деле? – спросила она, наполовину довольная, а отчасти озадаченная.

– Да, – подтвердил он. – Если бы обстоятельства были другими, ты бы…

Он замолчал, его взгляд стал напряженным, и Лайза, поспешно отодвинувшись от него, сменила тему разговора.

– Сегодня получила письмо от отца. Моя семья очень хочет познакомиться с тобой. Можно это устроить? Не могли бы мы поехать к ним домой?

– В Элизабеттаун? Он находится в округе Юнион, не так ли? Боюсь, мои обязанности не позволят сделать это сейчас. Но обещаю организовать твоим родителям сопровождение, если они приедут сюда.

– Наверное, они не поедут. – Лайза смахнула внезапные слезы. – У отца твердые убеждения. Для него непостижимо, как я могла выйти замуж за британского офицера, хотя он и упомянул, что ты написал хорошее откровенное письмо, и при других обстоятельствах вы бы понравились друг другу.

– Ах ты, моя бедняжка. – Он заботливо посмотрел на нее. – Холлоуэи действительно испортили твою жизнь, не правда ли? Джеймс должен был бы ответить за это.

– Если уж на то пошло, – возразила Лайза, – то Ван Гулики в большей степени испортили твою жизнь, Торн. Но полагаю, что я оказалась в надежных руках.

– Merci, madame, ma femme.[14]

Лайза отступила назад и сделала глубокий реверанс.

– Il n'y a pas de quoi, monsieur, mon mari.[15] Она выпрямилась и рассмеялась – им обоим не хотелось расставаться.

– Мне не хватает игры в пикет, – сказал он. Сегодня они обедали не дома, а во французской таверне и домой приехали поздно.

– Мне тоже.

– Хочешь спать? – задал он провокационный вопрос. – Или сможешь не заснуть, пока сыграем хоть одну партию?

– Не только буду бодрствовать, – сказала Лайза, доставая карты, – но сегодня возьму реванш.

– Наверно, надо устроиться удобнее, – предложил Торн, и жена кивнула в знак согласия.

– Мне нужно десять минут, – попросил он и прошел в свою комнату через внутреннюю дверь.

Торн вернулся несколькими минутами позже назначенного времени в своем обычном темно-бордовом халате, надетом поверх ночной рубашки. Лайза, тоже одетая соответственно, уже сидела за игровым столиком, который муж приказал принести в ее комнату сразу же после женитьбы.

Они играли в течение двух часов, и Лайза достигла своего первого триумфа. Муж весело наблюдал, как ее бледно-золотистая голова, закончив подсчитывать итоги, поднялась от листа бумаги, где велся счет, чтобы объявить злорадно:

– Итак, вы должны десять шиллингов и шесть с половиной пенсов, капитан Холлоуэй.

– Я тоже так думаю. Хочешь, чтобы я пошел за бумажником и заплатил немедленно, или доверяешь настолько, что подождешь такую огромную сумму до завтра?

Лайза откинулась на спинку стула и притворилась, что размышляет.

– Решено, – объявила она, – в честь этой первой великой победы Америки – но не последней, уверяю тебя – над Британией обмениваю десять шиллингов на поцелуй.

Едва эти слова слетели с ее губ, как он уже обошел стол и поднял ее со стула.

– Никогда не говори, что я унываю при проигрыше, – сказал он ей на ухо. – Отбрось шесть пенсов, и будешь иметь один поцелуй за каждый шиллинг.

– Договорились, – согласилась Лайза, и не успело это единственное слово слететь с ее губ, как они были ей уже не подвластны.

– «Один», – сосчитал он в секундном интервале, отпущенном ей для восстановления дыхания; прежде чем снова поцеловать, пробормотал: – «Два». – Ко времени, когда выдохнул «Шесть», Лайза с изумлением обнаружила, что они уже удобно устроились: каким-то образом он уложил ее – или она уложила себя и его? – на кровать, и они лежали там, прижавшись руками, ногами, телами друг к другу так плотно, что между ними не поместился бы даже листок бумаги со счетом карточной игры. – «Семь». – Его руки коснулись ее бедер. – «Восемь». – Развязался халат и обнажились груди. При счете «девять» только ночная рубашка осталась между этими руками и ее обнаженным телом, а на «десять» даже тонкая хлопчатобумажная ткань оказалась лишней.

Откатившись от нее, Торн встал и, прерывисто дыша, сообщил своим обычным веселым голосом:

– Рассчитался полностью, любовь моя. Лайза ошеломленно села, разрыдавшись. Муж положил ей руку на плечо, и она раздраженно и резко сбросила ее.

– Что случилось, Лайза? – спросил он.

– Уйди, оставь меня одну, – всхлипнула она сердито.

– Не могу уйти и оставить тебя в таком состоянии.

– Убирайся!

Он сел на кровать и попытался обнять – она вырвалась, как дикий зверь, а затем, размахнувшись, влепила сильную пощечину.

Ее звук громом отдался в тишине комнаты – Лайза с ужасом переводила взгляд со своей ладони на его покрасневшее лицо и заплакала еще сильнее.

– Извини, – рыдала она. – Извини. Не знаю, что на меня нашло.

– А я знаю, – сказал Торн таким странным тоном, что значительность этих трех слов полностью остановила поток ее слез.

– Знаешь? – неуверенно спросила она.

– Когда женщина обходится с мужчиной таким образом, – спокойно сказал ей Торн, – она наказывает его не за то, что сделано, – скорее всего, наказывается обманутое ожидание.

– Не понимаю.