Сорвавшийся с цепи

— Здесь деньги. Понятия не имею, сколько в точности, но немало. — пояснил капитан, глядя в ее заплаканные глаза. На самом деле он, конечно, знал, что в пакете лежит ровно семьдесят тысяч юаней. — Я пару лет держал их у себя по просьбе твоего мужа. Ну и мы с ребятами добавили, кто сколько мог.

— Но… откуда у него это? — растерялась Малахаева, когда взяла пакет и заглянула в него. — И почему Степа хранил деньги у тебя, а не дома?

— Он не говорил. Возможно, откладывал на черный день. Или хотел однажды сделать тебе сюрприз.

Комвзвод врал напропалую. И с легким злорадством подумал, что сумел немного притупить горе Лиды. Отныне она станет гадать, зачем ее покойный муж скрывал от нее столько денег. И ни одна ее догадка не добавит Малахаю в глазах жены святости. Любовницы, азартные игры, заначка на случай развода, о котором Степан подумывал — мало ли на что он планировал истратить эту сумму. Но уж точно не на подарок жене, с которой у комвзвода «Щедрой» давно были натянутые отношения.

Мизгирь стыдил себя за столь низкие мысли, но ничего не мог с собой поделать. Покойный был ему другом, но склочную Малахаиху он на дух не переносил, хотя на людях этого не показывал.

— Спасибо, — поблагодарила она Мизгиря, высморкавшись в платок и утерев слезы. — Я многим тебе обязана. Тебе и остальным ребятам. Передай им, что я никогда не забуду вашу доброту.

— Непременно передам, — кивнул капитан. И добавил: — Как надумаешь уезжать, скажи. Я договорюсь с кем-нибудь из наших бочковозов, и он довезет тебя до границы. А сейчас, извини, мне надо в город — забрать гроб и купить еды для поминок. Не переживай, мы все устроим чин по чину. Иди-ка лучше приляг и отдохни, а то, вижу, ты сегодня совсем не спала.

Отделавшись от Малахаихи — за ней обещали приглядеть Альбина и другие женщины из поселка, — Мизгирь облегченно вздохнул. И направился к дому Кайзера, с которым они должны были ехать в Погорельск. Якобы за гробом и продуктами, но на самом деле за кое-чем еще.

— А если это все-таки подстава? — вновь озвучил свои опасения комвзвод, когда они уселись в машину, и Кайзер запустил двигатель. — Очень похоже, знаешь ли.

— Да не грей ты голову, командир. Все будет зашибись, — обнадежил его зам. — Надумай Чулым нас заколбасить, то устроил бы нам засаду по пути на работу. И уж точно не стал бы перед этим тебе звонить. Зачем? Чтобы ты оповестил всех наших о том, что едешь на встречу с новым королем Погорельска? И если тебя там прикончат, чтобы все были в курсе, кто это сделал?

— Просто я не привык к тому, что бандиты так легко отдают долги, — признался Мизгирь. — Особенно когда дело касается шестизначных сумм.

— Чулым сказал, что не нашел взрывчатку, когда разгребал бардак в «Козырном короле», зато наткнулся вместо нее на тайник с баблом. Поэтому и позвонил. Нашел случайные деньги — решил досрочно погасить долг. Обычная практичность, только и всего.

— Этого я и опасаюсь. Практичному бандиту может легко взбрести на ум устранить потенциальную угрозу. А мы вчера доказали, что можем за четверть часа поменять в городе бандитскую власть.

— Покамест Чулым не оперился, ему нужны наши «пушки». Ссориться с нами ему невыгодно, — рассудил Кайзер. — Посмотрим, какой из него выйдет король, а там и решим, что с ним делать.

— Ладно, хрен с ним, — отмахнулся Мизгирь. — Тут у нас с бухты-барахты другая закавыка нарисовалась. После того, как я доложил в «Горюев-Север» о вчерашнем нападении на наш патруль и о гибели Малахая, полковник мне лично перезвонил. Сначала выразил соболезнование, затем поинтересовался, нужна ли помощь семье погибшего. А в конце намекнул, что, мол, давненько не заседал наш охотничий клуб — аж с начала лета. И что было бы неплохо нам в скором времени собраться и отвести душу. И в память о Малахае, и просто ради удовольствия, поскольку Горюев, видите ли, все лето трудился не покладая рук и теперь хотел бы как следует расслабиться.

— Вот черт, — проронил зам.

— Ага. И я то же самое сказал после нашего разговора, — закивал капитан. — Чуешь, чем отрыгнулась нам наша революция в городе?

— Дерюжинского «зверья» там больше не осталось. А Чулым и его бригада — наши союзники. Очень не хотелось бы швырять кого-то из них в Гламурную яму. Но как объяснить это Горюеву?

— Никак, — отрезал Мизгирь. — Я и так наврал ему в три короба. Про то, как вчера в Погорельске разыгралась бандитская война, как мы из-за нее усилили патрули, как нарвались на убегающих из города дерюжинцев и как в стычке с ними пал смертью храбрых Малахай, а Барсуку прострелили ногу. Прикинь, какой будет скандал, если полковник разнюхает, что это ложь, и чем мы подрабатываем на стороне в тайне от него?

— И что ты в таком случае предлагаешь?

— Изловим после похорон Малахая пару чулымских шестерок. Самых мелких. Все равно у каждого из них руки по локоть в крови, так что принципы клуба не будут нарушены. И Колька нас не заподозрит. Подумает, что этих двоих где-то пришили недобитые дерюжинцы, и махнет рукой.

— Тоже верно. Видел я вчера среди его людей подходящие кандидатуры. Если наткнемся на них сегодня — дам знать…