Сорвавшийся с цепи

— Стареньким, да удаленьким, — утешил его присутствующий при этом Кайзер. — Хотя пацан, гляжу, совсем взрослый стал. Еще немного, и в карты тебя обыгрывать начнет. Сразу после того, как курить и пить научится.

— Не раньше, чем заработает свои первые деньги, — отрезал комвзвод. — Вот тогда пусть покупает все, что ему заблагорассудится. Само собой, кроме наркотиков. За них буду лупить как сидорову козу, неважно, вырастут у него к тому времени усы или нет.

Турок и Салаир опоздали на двадцать минут, так как прокололи в дороге колесо. Барсук приехал минутой позже и сразу заявил, что в этой охоте он, к сожалению, не участвует. Впрочем, это и так было ясно при взгляде на его хромоту. Рана у Барсука заживала плохо, продолжая гноиться и нарывать. С такой и ходить было трудно, а не то, что гнаться за «зверьем».

Зато приободрились остальные. В кои-то веки им не придется тянуть жребий, кому сидеть на форпосте, топить баню и жарить шашлык. Осталось лишь выяснить, кто станет загонщиком. Сегодня было достаточно и одного. В отличие от прошлого раза, ему предстояло гнать «зверя»-одиночку, да и то не особо шустрого.

Загонщики прошлой охоты — Хан и Горыныч, — а также Илюха и Горюев в розыгрыше жребия не участвовали. И когда он был брошен, оседлать квадроцикл судьба доверила Заике. А Мизгирь, убедившись, что все готовы выступать, попросил охотников отойти от сарая, чтобы опять-таки не пугать раньше срока выпущенного на свободу «зверя».

За те двое суток, что Чернобаев провел под крышей и в сухости, на него больше не находило умопомрачение. Держали его на цепи, но у него была возможность лечь. И всякий раз, когда стрельбаны заглядывали в сарай, они заставали Пахома отвернувшимся лицом к стене. При этом было непонятно, спит он или нет, но такие подробности охрану не волновали. Главное, пленник не бился головой о стену, пил воду и съедал бросаемый ему хлеб.

— А ты редкостный упрямец, — заметил Мизгирь, выводя Папу Карло на свет. — Упертый, как бык, и готов скорее издохнуть, чем сознаться в своих преступлениях. Даже тех, которые совершил в далеком прошлом. Старая тюремная школа, да?

Чернобаев не отвечал. Сощурившись, он подставлял лицо бледному, едва видимому за тучами солнцу. За десять дней он оброс густой и такой же седой, как его волосы, щетиной. Которая, однако, не скрывала то, как сильно впали его щеки.

— Тебе несказанно повезло, — продолжал комвзвод. — Жаль, у нас возникли срочные дела и нам больше некогда добиваться от тебя правды. Поэтому считай, что ты победил. Сейчас я сниму с тебя цепь и ты можешь возвращаться в город.

В этот момент «звери» обычно спрашивали о том, неужели их и правда оставляют в живых. А Мизгирь отвечал им, что да, поскольку он солдат, а не убийца. И что пережитые «зверьми» муки и унижение — достаточное наказание для них… В общем, врал напропалую, но делал это с честным лицом и ему всегда верили.

Но Пахом ничего такого не спросил, а продолжал щуриться на тусклое октябрьское солнце. Кажется, его совершенно не волновало, переживет он этот день или нет.

Мизгиря это слегка озадачило, но он уже привык к странностям последнего «зверя». И, пожав плечами, повел Чернобаева к воротам форпоста.

— Может, скажешь что-нибудь на прощание? — не выдержал капитан, когда разомкнул замок, удерживавший цепь на шее пленника. — Или вот так молча и уйдешь?

Мизгиря бы не удивило, если бы Чернобаев продолжил играть в молчанку. Но тот неожиданно посмотрел ему в глаза и ответил. Или, вернее, слово в слово повторил то, что говорил два дня назад на краю Гламурной ямы:

— Морок. Это все он. Не я. Морок попутал. Извините.

И потупил взор, как будто и впрямь ощущая вину перед похитителями.

— Морок, значит? Ну отлично, — фыркнул Мизгирь, уже представляя, как он целится в чокнутого бывшего бандита и спускает курок. — Ладно, проваливай, ты свободен. И поспеши! Не заставляй нас пожалеть о нашей доброте.

Однако Папа Карло продолжал топтаться на месте и таращиться в землю. Так, словно прочел мысли комвзвода и боялся поворачиваться к нему спиной.

«Вот же дрянь! — подумал тот. — Мне что, придется развернуть его мордой к шоссе и наподдать ему ботинком под зад, как Культяпый тогда в баре?»

Чернобаев как будто опять прочитал его мысли. И встрепенувшись, припустил неуклюжей стариковской трусцой прочь, не оглядываясь и не издавая ни звука.

— «Зверь» бежит, — сообщил Мизгирь охотникам после того, как выдворил Пахома и у тех отпала нужда прятаться. — С учетом скорости его бега дадим ему фору ну, скажем… в четверть часа. Заика!

— Д-да, командир! — откликнулся загонщик.

— Похоже, этот идиот драпает прямиком по дороге. Постарайся обогнать его по лесу так, чтобы не вспугнуть. Если «зверь» испугается и свернет восточнее, боюсь, он выдохнется еще в логу. И тогда мы слишком быстро его нагоним, а убивать его в упор какой интерес? Пускай чешет вперед и только вперед. Позаботься об этом, ты понял?

— Т-так точно, командир. — Заика показал большой палец. — Ник-каких проблем!

— Отлично. Мы рассчитываем на тебя…