Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Владислав Андерс установку Рыдз-Смиглого об ударе по советским тылам выполнять не стал, притом не стал еще и потому, поскольку имел собственный взгляд на применение формируемой польской армии. Генерал считал необходимым увести армию из Советского Союза. Он исходил из того, что договор с СССР является «временным злом» и, как вспоминал в своих мемуарах его же адъютант Ежи Климковский, ждал, когда «Советский Союз будет побежден», еще в сентябре 1941 года полагая, что Москва вот-вот падет. Не желало воевать плечом к плечу с Красной армией и большинство офицеров, находившихся в подчинении Андерса, что не было большим секретом и для советского руководства. И не только офицеров. В своей последней беседе с Владиславом Андерсом глава СССР И.В. Сталин, зная, сколько сил и средств потрачено на создание польской армии, в сердцах сказал: «Если поляки не хотят здесь воевать, то пусть прямо и скажут: да или нет… Обойдемся без вас… Сами справимся. Отвоюем Польшу и тогда вам ее отдадим».

Нежелание Андерса и его подопечных оказаться на советско-германском фронте обрадовать советского вождя, разумеется, не могло. Тем не менее, в марте — апреле 1942 года армия была отпущена в Иран. К моменту ухода в ней было уже шесть дивизий, насчитывающих 73 тысячи личного состава. Генерал Андерс, как утверждают, упорно стремился сохранить ее в целости и сохранности, чтобы потом иметь возможность влиять на решение внутрипольских политических проблем, в первую очередь связанные с тем, кому будет принадлежать власть в стране после войны. Подсказывал такой подход опыт маршала Пилсудского, относящийся к Первой мировой войне и ее последствиям. Непосредственное участие в боевых действиях подчиненное Андерсу воинское соединение, ставшее к тому времени 2‑м Польским корпусом в составе британской армии, приняло только в мае 1944 года в Италии под монастырем Монте Кассино.

Неизбежен в таком случае и вопрос, почему власти Советского Союза разрешили подобный разворот довольно крупному армейскому формированию, на создание которого было потрачено много как политических, так и моральных сил, а также материальных средств? Есть основания полагать, что как раз такое решение советского государственного руководства и военного командования было наиболее продуманным и приемлемым в сложившейся тогда военно-политической ситуации. Тяжелейшие бои с гитлеровцами Красная армия вела уже около Ржева — лишь чуть-чуть западнее Москвы, почти в тысяче километров от пограничного Бреста. Вермахт продолжал упорно рваться и к Волге, и к Кавказу, а в такой фронтовой конфигурации как политикам, так и советскому генералитету становилось понятным, что оставление в своем тылу полдюжины прилично вооруженных и хорошо обученных дивизий, но упорно не желающих оказаться на фронте, может оказаться делом рискованным. Вдруг они используют свои боевые возможности против тех, от кого совсем недавно получили винтовки, пулеметы, пушки и не только. Тем более, если сделают такое, оказавшись на передовой.