Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

Подстегивали Герберта фон Дирксена к выяснению подобного рода нюансов и зафиксированные им настроения в среде советских политиков и государственных деятелей, о чем тоже он не преминул напомнить. Послу ведомо было, что по поводу прихода нацистов к власти в Германии «с советской стороны в течение первых нескольких месяцев превалировала тактика глухого молчания». Пресса СССР «воздерживалась от обличительных речей и уничтожающей критики и ограничивалась простым сообщением фактов», но явная «тревога и скептицизм, царившие в руководящих кругах России, сквозили во всех беседах, которые мне довелось вести с ведущими советскими политиками». Представители Советского Союза выслушивали тезис, поясняющий, что «меры, предпринимаемые Гитлером в отношении германских коммунистов, не скажутся на наших отношениях», однако все же «демонстрировали крайний скептицизм относительно гитлеровских намерений вообще». Слишком многое не соотносилось между собой.

В русле подобных рассуждений Герберта фон Дирксена нельзя не напомнить, что разного рода колебания, недоумения, основательные раздумья на обострившуюся «германскую тему» были тогда во многих странах и столицах. Вот что сообщал министру иностранных дел Великобритании Джону Саймону английский атташе в Париже полковник Гейвуд после своих бесед во французском Военном министерстве, состоявшихся даже на полтора месяца позднее встречи фон Дирксена с Гитлером — в мае 1933 года: «Генерал Мойран заявил, что хотя, по его мнению, все германские вожди и большое количество немцев сошло с ума, о чем свидетельствуют буквально средневековые взгляды, высказанные фон Папеном (на тот момент вице-канцлером Германии. — Я.А.) и фон Нейратом (тогда еще главой МИД Германии. — Я.А.) в их последних речах, и которые звучали прямо-таки невероятно в ХХ-ом столетии, — у них еще остались кое-какие мыслительные способности, и генерал считал возможным, что Гитлер все же не решится зайти так далеко, чтобы совершенно не считаться с мнением всего мира и в особенности с объединенным мнением Франции, Великобритании и Америки, и поэтому не пойдет по пути открытого вооружения». (Цитата приводится с сохранением пунктуации, наличествующей в тексте, хранящемся в Российском государственном военном архиве. — Я.А.)

К сказанному полковник Гейвуд добавил и свой вывод: «Я лично вынес впечатление, что французы сильно настроены против того, чтобы предпринять какие-либо действия военного характера по отношению к Германии». Далее следует его пояснение, на чем основана такая позиция официального Парижа: «Генерал Мойран полагает, что Франция не захочет и не сможет предпринять обособленные шаги в отношении применения санкций. Версальский договор является документом международного значения, нарушения договора затрагивают в одинаковой мере различные страны; решение по поводу применения санкций и само применение санкций также должно носить международный характер. По его мнению, достаточно будет применить меры воздействия экономического и финансового характера для того, чтобы образумить Германию; военные санкции могут быть применены только в самом крайнем случае, так как при настоящем настроении умов в Германии такие мероприятия могли бы повлечь за собой войну». И если бы «Франция, Великобритания и САСШ придерживались одних и те же взглядов и заняли бы твердую позицию в отношении Германии, то такого рода мероприятия оказались бы лишними». Донесение полковника Гейвуда стало известно советской разведке не позднее 19 мая 1933 года. Значит, не были секретом французские настроения и для советского руководства.