Сорвавшийся союз. Берлин и Варшава против СССР. 1934–1939

4. Высокие договаривающиеся стороны обязуются объединить их военные, экономические и финансовые силы, чтобы отразить всякое неспровоцированное нападение и оказывать поддержку в случае, если одна из сторон подвергнется нападению.

5. Польское правительство обязуется обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока.

6. Германское правительство обязуется гарантировать всеми средствами, которыми оно располагает, нерушимость польских границ против всякой агрессии.

7. Высокие договаривающиеся стороны обязуются принять все меры экономического характера, могущие представить общие и частные интересы и способные усилить эффективность их общих оборонительных средств…

Наиболее звучными, конечно же, были второй и пятый пункты, обязывавшие Польшу не принимать никаких решений без ведома Рейха, а также «обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории, в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока». Этим вполне прозрачно намекалось, что речь идет о возможном столкновении с советскими войсками, ибо только они могли быть серьезной угрозой с того самого «востока или северо-востока». Звонко, хотя и несколько обтекаемо, был сформулирован шестой пункт, согласно которому Рейх принимал на себя обязательство гарантировать нерушимость польских рубежей против внешней агрессии, но заявленная нерушимость не касалась и границ между Германией и Польшей. Оригинальный текст этого приложения пока не обнаружен, однако фактом остается и то, что на утверждения о его наличии, тем паче сделанные столь авторитетными изданиями и в отнюдь не во второстепенных европейских странах, возражений, обвинений в лживости публикаторов со стороны руководства Речи Посполитой не последовало. Не заявляла тогда и доныне своего протеста и германская сторона. Да и предпринятые затем действия Варшавы показали, что они пошли как раз в русле приведенных положений, особенно в контексте согласования действий внешнеполитического характера. Кстати, прозондировать, в самом ли деле появилась у Польши с Германией секретная договоренность, усиленно пытался и М.М. Литвинов в ходе своих бесед с Юзефом Беком. Польский министр реагировал на это смехом, но все-таки «ничего не сказал в опровержение», вспоминал потом советский нарком иностранных дел.

Недоверие советских властей к польской политике постепенно произрастало не только на почве всплывающих подозрений. Не дремала разведка, внимательными были и представители других советских служб, в том числе и журналисты, аккредитованные в Варшаве. Длинное письмо на эту тему — чуть ли не десяток машинописных страниц — 27 апреля 1934 года направил руководителю ТАСС Я.Г. Долецкому корреспондент этого агентства в польской столице И.А. Ковальский. Оно тоже не так давно рассекречено Российским государственным военным архивом. Содержание того послания убедительно свидетельствует, что советский собкор был весьма наблюдательным человеком, а поляки не всегда, не очень и успешно старательно камуфлировали свои действия. Начал свое письмо И.А. Ковальский со слов, гласящих, что «при всей таинственности, которой облекает себя Бельведер» — это значит резиденция Пилсудского, его «все-таки не так трудно раскусить». Основная идея маршала, отмечал журналист, сводится к тому, чтобы «пролавировать как можно дольше между СССР, Германией, Францией с максимальной выгодой для Польши». Он понимает, вполне уверенно утверждал корреспондент ТАСС, что дело неизбежно движется к войне, «но состав будущих коалиций далеко еще не определен», потому явно намерен ждать до последнего, так как желает «не продешевить себя и не сделать ложного шага». Напомним в этой связи, что в Первой мировой войне Пилсудский уже ставил — и неудачно — на «германского коня», но тогда польского государства еще не было. Теперь же для политического лавирования наличествовала иная почва.