— Ты! — толкаю его со всей силы в грудь. — Это ты виноват, что я и моя сестра оказались в детском доме. Если бы ты не вмешался в жизнь посторонних людей, моя Леся бы не заболела и не умерла. И я бы не познала радость охренительного общения с Савицким. Ничего бы этого не было. Ничего! — и только вывалив на него копившуюся годами злость и обиду, я осознаю, что это игра в одни ворота. Он не понимает, потому что не помнит меня. — Я приходила устраиваться к тебе на работу аккурат за день до того, как к нам в дом пришла тетка из органов опеки. Угадай, кто ее на нас натравил, после того, как вышвырнул меня как собачонку со словами «детям место с родителями, а если их нет — значит надо искать им замену, а не приключения на тощую задницу»? — по-прежнему молчит, нахмурив брови. В памяти копается? И, судя по сменившемуся выражению лица, он все же вспоминает. — Я тебя ненавидела все эти года. И вот пришла я снова на работу, даже не зная к кому. Я и работать-то особо там и не хотела, если честно. Но как увидела тебя, тогда уж в моей голове заработали шестеренки. Я хотела тебя уничтожить. Совершенно не знала как, но я мечтала хоть капельку испортить тебе жизнь. Да хоть бы в кофе плюнуть. Кстати, я туда ни разу не плевала, — усмехнувшись, произношу я. — А знаешь, что самое удивительное? Все куда-то делось. Я забила на все, — пожимаю плечами. — Мне недавно снилась сестра и так обвиняющее на меня смотрела, а я… а что я? Я влюбилась, — произношу это вслух и даже как-то легче становится. Ровно до того момента, пока Кротов не произносит:
— Тебе надо в душ, — серьезно?
— Я не грязная, — цежу сквозь зубы.
— Снежана, — предостерегающе произносит он. И в этот момент я испытываю, что-то сродни удовлетворения, видя на его лице злость. — Иди в душ. Считаю до трех или я отведу тебя туда сам.
— Я не грязная. Не грязная! — топаю со всей силы ногой. Так сильно, что боль разлетается по всей ноге, словно в нее воткнули тысячи иголок. — Не грязная! — вновь кричу я. Еще чуть-чуть и слезы в очередной раз зальют мое намалеванное некогда лицо. — Не грязная, — на автомате повторяю я, смотря на то, как Даня берет меня под руку и ведет за собой в ванную.
— Я не знаю, что ты там нахуевертила в своей голове. Но на тебе реально грязь. Лесная. Ты свои руки видела? — поднимает их, демонстрируя мне ладони с реально засохшей грязью. Легонько подталкивает меня к зеркалу.
Платье грязное. И судя по тому, что оно больше не облегает мою грудь, сзади молния застегнута не до конца. Ну да, Игорь же пытался его снять.
На лице, помимо размазавшейся туши, тоже есть следы грязи. Но это ерунда. А вот засохшая кровь — нет. Взгляд цепляется за нижнюю губу. Точно. Он же меня ударил и разбил губу. Почему-то я совсем не чувствую боли. А вот облегчение — да. Даня подавал мне салфетки не от брезгливости.
— Я не ненавижу тебя, — зачем-то произношу я. — Забудь вообще о том, что я сейчас говорила. Просто… просто надо кого-то обвинить, чтобы самой стало легче. Мерзкая человеческая натура.
И вновь молчание. И только звук расстегиваемой на платье молнии нарушает эту раздражающую тишину. Поднимаю руки вверх, как только Даня принимается стягивать его с меня. Он наклоняется на корточки и начинает снимать с меня чулки, внешний вид которых далек от первоначального. Почему-то от этого становится жуть как обидно. Столько стараний и что из этого вышло?
— Они предназначались для тебя.
— Ну вот я их и снимаю, — произносит тихо, едва заметно улыбнувшись. — Худое несуразное дите в шапке с помпоном, пришедшее ко мне в здание на рынок, это, я так понимаю, была ты.
— Да. Груди и такой задницы у меня тогда не было. Наверное, поэтому не запомнилась.
— Ну почему же? Запомнилась, пусть и не внешностью. Пятнадцатилетние дети никогда не приходили ко мне устраиваться на работу, — выпрямляется во весь рост, возвышаясь надо мной. — Я не привык вмешиваться в чужие жизни, тем более, если меня об этом не просят. Как человек, который мог оказаться в детдоме при живой матери и бабке, смело могу тебе сказать, что не стал бы отправлять кого-то в детский дом по велению левой пятки. Я не обращался ни в какую опеку. И я не шучу. Откуда ты вообще это взяла? — смотрю на него и понимаю, что не врет. Но ведь не бывает таких совпадений. — Ну?
— Когда я возвращалась домой, папа сидел на скамейке. Пьяный, — нехотя добавляю я. — Я стала его поднимать, но без толку. Ко мне подошел парень, сказал, что он от тебя. Помог мне дотащить папу до квартиры. Я думала, он скажет про то, что ты передумал и меня берут на работу, а он просто дотащил его до нашей комнаты и ушел. Это уже потом до меня дошло, что он увидел условия, в которых я живу и рассказал тебе. А дальше звонок в опеку.
— Я не помню, кого отправлял, но с какой целью — да. Чтобы он догнал тебя и дал денег. Ни о какой опеке речи не шло. И о том, что твой отец имел тесную дружбу с алкоголем, я узнал только тогда, когда мне собрали на тебя информацию в этот раз. Денег, я так понимаю, ты тогда не получила.