Сосед по парте

Вторая неделя после выписки мамы из больницы подходила к концу, и мне начало казаться, что все обойдется. Мама уже не была такой бледной, затеяла в квартире генеральную уборку и даже испекла мой любимый «тертый пирог». Приходя из школы или после плавания, я заставал у нас то тётю Галю-французскую, то Марту, то Дору или тетю Наташу. Мне кажется, что мама даже немного уставала от этого внимания. Что же касается меня, то я просто не представляю, что бы без них делал. Марта пыталась объяснить мне, почему мама все от меня скрывает: ей хочется, чтобы моя «детская жизнь» продлилась как можно дольше. Она не догадывалась, что эта жизнь закончилась в тот день, когда ее увезли в больницу, и я осознал, что могу остаться без неё, один на всем свете! Теперь мы старательно делаем вид, что у нас все по-прежнему. И я, кажется, первым не выдержу. Правду тетя Наташа говорит: «Без правды не жизнь, а маята».

* * *

На днях Марта, когда мы были одни в комнате, сказала:

— Кит, Михаил Маркович ящик в своем столе для тебя освободил, и полку для книг. Ты же знаешь, как он тебе будет рад. Монеты свои пересматривает каждый день, ждет, когда вы вместе ими займетесь.

Наверное, я должен был ее поблагодарить, но я здорово обозлился. Они, значит, всё за меня решили и собираются, как щенка или котенка в переноске перевезти в чужую квартиру. Даже коврик для меня приготовили и лакомую косточку! Но я сдержался. Марта и Михаил Маркович раньше жили недалеко от нас, и я часто бывал у них в гостях. Он мне очень нравился. Большой, лохматый и очень добрый. Меня поражала не только черно-серая грива волос на его голове, но и бурная их поросль на руках и груди. По младенческой наивности я был уверен, что имя Михаил ему дали именно из-за этого. Дядя Миша с удовольствием играл со мной на ковре в машинки и там же устраивал «борьбу без правил». И еще у него была коллекция старинных монет, которую он обещал мне подарить в год окончания школы.

* * *

Но если дома при виде мамы в обычных хлопотах надежда во мне укреплялась, то за его порогом, наоборот, — слабела. Не масло, а просто-таки бензин в огонь моих переживаний плеснула наша соседка со второго этажа, которая вместе с дочкой жила напротив тети Гали-французской. Она въехала к нам, когда я был в третьем классе и представилась так: «Куркина, вдова». Познакомившись со всеми, она четко определила для себя круг тех, с кем поддерживала знакомство хотя бы на уровне обычных приветствий, и тех, кого она просто не замечала. А ее дочка, которая работала в салоне спа-услуг, не здоровалась ни с кем. С Варварой-Грозой и тетей Галей-французской «вдова Куркина» была, можно сказать, даже любезна. С мамой и мадам Свижской — здоровалась. Дору и «тетю Галю-черненькую» — обе работали укладчицами на кондитерской фабрике — «не видела в упор». А, встретившись с Джамилей, Оксаной и тетей Наташей, делала такой вид, будто встретилась с чем-то беспредельно возмутительным. Так вот, как-то на этой неделе я спешил и не придержал за собой входную дверь, которая захлопнулась перед ее носом. Варвара в это время стояла на площадке третьего этажа. И вот, когда я поднимался к себе, «вдова Куркина», обращаясь к ней, громко сказала: «Малолетка наглый! Ну ничего, останется без матери, и жизнь его поучит!» У меня после этих слов перехватило дыхание. Последнее, что я услышал, вваливаясь в переднюю, был бас Варвары: «Да заткнитесь, мать вашу!». С этой поры я стал прислушиваться к тому, что, как мне казалось, говорили обо мне и маме не только соседи, но и учителя в школе. Вообще, мне теперь казалось, что все об этом только и говорят. Проходил я как-то мимо нашей классной, Марии Планетовны… то есть Платоновны, которая с химичкой разговаривала и слышу: «Ну, это так обычно и бывает: хорошо-хорошо и вдруг…» Тут химичка видит меня, обрывает фразу на полуслове, а классная так сочувственно мне:

— Здравствуй, Никита, как там мама?

У меня во рту пересохло, и я едва выдавил из себя: «Спасибо, хорошо».

Она опять фальшиво так:

— Вот и прекрасно, а ты старайся, твои хорошие отметки для нее лучшее лекарство.

Историк записывал желающих участвовать в пешеходном квесте в Коломенском, я поднял руку, а он спрашивает:

— Ивлев, а у тебя же с мамой что-то серьезное, ты уверен, что тебя отпустят?

Зашел в класс, а там Ленка Савельева с Вощаковой секретничают. Слышу Ленка Ане говорит: «А ты не знаешь, он заразный? Я ужасно боюсь! Вчера он рюкзак мой таскал… И говорят, что мать его…» Увидела меня и потащила Вощакову в другой угол. Тут я не выдержал и сказал Ванде:

— Слушай, у девчонок что, нет других тем для разговора, кроме как обо мне?

— У каких девчонок? — изумилась она.

— Ну, хотя бы у Ленки с Аней. Стоят, обсуждают, я заразный или нет.

— Ты с дуба рухнул! Нужен ты им!

— Но я же своими ушами слыхал, как Савельева спросила: «А он заразный?». И ее прямо передернуло, когда она меня увидела. Мы же с ней лабораторку по химии делали, и я рюкзак ее переносил.